Самые богатые люди Древнего мира - Геннадий Левицкий

Соглашение в Луке сохранялось в тайне, но что знают три человека — знает весь мир. Когда пришла пора подавать списки претендентов в консулы, сенаторы в первую очередь поинтересовались у Помпея и Красса: будут ли они выставлять свои кандидатуры? Разъяснения их были уклончивы: Помпей, по словам Плутарха, произнес, «что, быть может, он ее и выставит, а может быть, и нет. На вторичный вопрос о том же он сказал, что сделает это для добрых граждан, но не сделает для дурных. Помпей в ответах своих показался всем надменным и чванным. Красс же ответил скромнее, заявив, что если это может принести пользу государству, то он будет домогаться власти, в противном случае — воздержится».

После такой пресс-конференции многие осмелели и также решили искать консульства. Однако вскоре Помпей с Крассом явно обнаружили свои намерения; претендентов на консульство тут же поубавилось, а граждане со страхом следили за происходящим.

Это были, пожалуй, самые недемократичные выборы в истории республиканского Рима. Единственным соперником триумвиров стал Домиций, которого поддерживал Катон — последний страстный защитник гибнущей на глазах республики. Что из этого вышло, описывает Плутарх:

«Домиция же, своего родственника и друга, подбодрял Катон, увещая и побуждая не отказываться от надежды, так как ему предстоит бороться за общую свободу; ибо Помпею и Крассу нужна не консульская должность, а тирания, и то, что ими делается, — не соискание консульства, а захват провинций и войск. Внушая все это и сам думая так, Катон привел Домиция на форум едва ли не против его воли, причем многие к ним примкнули. И немало удивлялись люди:

— Почему Помпей и Красс вторично ищут консульства, почему опять оба вместе, почему не с кем-либо другим? Ведь у нас есть много мужей, несомненно достойных управлять делами вместе с Крассом или вместе с Помпеем.

Устрашившись этих толков, пособники Помпея не остановились ни перед какими бесчинствами и насилиями и в довершение всего устроили засаду Домицию, еще до света спускавшемуся на форум в сопровождении других лиц, убили несшего перед ним факел, многих ранили, в том числе Катона, а прочих обратили в бегство и заперли в доме. После чего Помпей и Красс были избраны консулами. Вскоре они опять окружили курию вооруженными людьми, прогнали с форума Катона и убили нескольких человек, оказавших сопротивление».

Что характерно, Красс «не отрицал, что пришел к консульству путем насилия, наняв людей, которые покушались на Катона и Домиция».

Красс стал консулом и тут же принялся разбираться с провинциями — деловой человек никогда не откладывал назревшие вопросы «на потом».

Как мы помним, по решению триумвиров Крассу досталась Сирия. Казалось бы, зачем ему далекая невзрачная провинция? Но она была необходима консулу как плацдарм в далеко идущих планах.

Покой не приветствовался римлянами, а Красс — дитя своего времени. Он имел все, о чем только может мечтать человек: занимал высшие должности в Риме, с ним никто не мог сравниться богатством и могуществом, он считался одним из лучших римских ораторов. Но была сфера, где он не стал первым. Военные победы Цезаря и Помпея затмили подвиги Красса под Коллинскими воротами и на войне со Спартаком. Сирия понадобилась Крассу, чтобы начать войну с соседней Парфией, — победа в этой войне, несомненно, принесла бы ему славу величайшего полководца.

«Перед народом и посторонними он еще как-то себя сдерживал, — говорит Плутарх, — но среди близких ему людей говорил много пустого и ребяческого, не соответствующего ни его возрасту, ни характеру, ибо вообще-то он вовсе не был хвастуном и гордецом. Но тогда, возгордясь безмерно и утратив рассудок, уже не Сирией и не парфянами ограничивал он поле своих успехов, называя детскими забавами походы Лукулла против Тиграна и Помпея против Митридата, и мечты его простирались до бактрийцев, индийцев и до моря, за ними лежащего».

Крассу пытался воспрепятствовать народный трибун Атей, ему вторили тихие голоса, справедливо считавшие недопустимым поход против народа, ничем не провинившегося перед Римом и связанного с ним договором о дружбе.

Красс попросил Помпея сопровождать его на пути из Рима, и тот с удовольствием согласился. Цезарь одобрял намерения Красса и поощрял его к войне. Троим гигантам становилось тесно в Риме, и Цезарь и Помпей надеялись избавиться от Красса таким незатейливым способом.

На выезде из города опять возник Атей. Вначале он умолял Красса остановиться и отказаться от похода. Затем приказал ликтору схватить Красса и силой задержать его. В пределах Рима власть народного трибуна была огромной, но другие трибуны воспротивились этому и приказали отпустить Красса. Но Атей не успокоился. Он «подбежал к городским воротам, поставил там пылающую жаровню, и, когда Красс подошел, Атей, воскуряя фимиам и совершая возлияния, начал изрекать страшные, приводящие в трепет заклятия и призывать, произнося их имена, каких-то ужасных, неведомых богов. По словам римлян, эти таинственные древние заклятия имеют такую силу, что никто из подвергшихся им не избежал их действия, да и сам произносящий навлекает на себя несчастье, а потому изрекают их лишь немногие и в исключительных случаях. Поэтому и Атея порицали за то, что он, вознегодовав на Красса ради государства, на это же государство наложил такие заклятия и навел такой страх».

Угрозы Атея, конечно же, не могли остановить Красса, но их невольно пришлось выслушать и его свите, и легионерам, и, естественно, слова эти стали известны всему Риму. Страшные проклятия не добавили храбрости плебеям. Некоторые из них почли за лучшее вернуться к своим очагам и позабыть о манящих богатствах Востока.

В начале 54 г. до н. э. Красс прибыл в Брундизий — город, считавшийся морскими воротами Рима.

Стояла зима, и в это время море считалось закрытым для мореплавания. Отправляться с войском на судах было в высшей степени неразумно. Ветераны и моряки отговаривали консула от опрометчивого шага, но Красс был неумолим.

Поспешная переправа в Азию ни к чему хорошему не привела; по словам Плутарха, Красс «потерял в пути много судов. Собрав уцелевшую часть войска, он спешно двинулся сушей». Римское войско молниеносным маршем достигло Месопотамии и без помех навело мост через Евфрат.

Заселенная в глубокой древности благодатная Месопотамия повидала множество завоевателей; ее земля дрожала под колесами тяжелых ассирийских колесниц; ее поля топтала конница знаменитого вавилонского царя Навуходоносора; непрошеными гостями сюда являлись войска египетских фараонов; разноязыкими криками наполняли Междуречье армии персидских царей; победоносным шествием прошла фаланга Александра Македонского. После смерти Александра Великого и распада необъятной империи Месопотамию захватил его военачальник Селевк. Он даже заложил здесь столицу и без лишней скромности назвал город своим именем — Селевкия.

В 141 г. до н. э. парфянский царь отнял Селевкию у ослабевших потомков военачальника. А в 90-х гг. до н. э. вся Месопотамия перешла под власть парфян. И вот теперь римский орел на знаменах Красса расправил свои мощные крылья над землями между Евфратом и Тигром.