Состояние постмодерна. Исследование истоков культурных изменений - Дэвид Харви

Второй значимый барьер, который предстояло преодолеть, заключался в способах и механизмах государственного вмешательства. Необходимо было разработать новый способ регуляции, соответствующий требованиям фордистского производства, и потребовался шок ужасающей депрессии и почти что коллапса капитализма в 1930-х годах, чтобы подтолкнуть капиталистические общества к некоему новому представлению о том, каким образом следует воспринимать и использовать механизмы государственной власти. Кризис в принципе представлялся как отсутствие платежеспособного спроса на продукцию – именно исходя из этой точки зрения и начался поиск решений. Задним числом мы, конечно, можем более определенно разглядеть все риски, которые несли фашистские движения. Но в свете явной неспособности демократических правительств сделать нечто большее, чем меры, которые, похоже, только усугубляли трудности не знавшего границ экономического коллапса, нетрудно разглядеть привлекательность такого политического решения, в рамках которого рабочие приучались к новым и более эффективным производственным системам, а излишние мощности частично поглощались за счет производственных расходов на крайне необходимые инфраструктуры для производства и потребления (еще одна часть этих мощностей была задействована в рамках чрезмерных военных расходов). Немало политиков и интеллектуалов (в качестве примера можно привести экономиста Шумпетера) считали движением в правильном направлении тот тип решений, который в 1930-х годах практиковался в Японии, Италии и Германии (если не принимать во внимание их апелляций к мифологии, милитаризму и расизму), и поддерживали «Новый курс» Рузвельта, поскольку рассматривали его в том же самом свете. Многие полагали, что демократический (хотя и имевший классовые ограничения) застой 1920-х годов следовало преодолеть с помощью небольшой дозы государственного авторитаризма и интервенционизма, предшествующих примеров которых можно было отыскать очень мало (за исключением японской модернизации или бонапартистского интервенционизма во время Второй империи во Франции). Разочаровавшись в способности демократических правительств осуществить то, что он считал принципиальными задачами модернизации, Ле Корбюзье обратился сначала к синдикализму, а затем к авторитарным режимам как единственным политическим формам, способным противостоять кризису. С точки зрения экономиста-кейнсианца, проблема заключалась в том, чтобы прийти к некоему набору научных управленческих стратегий и государственных воздействий ради стабилизации капитализма, избежав явных репрессий и иррациональностей, любого бряцания оружием и узко понятого национализма, которые подразумевали национал-социалистские решения. Именно в этом дезориентирующем контексте и нужно понимать предпринятые в различных национальных государствах чрезвычайно разноплановые попытки разработать политические, институциональные и социальные соглашения, которые могли бы сгладить хроническую неспособность капитализма регулировать принципиальные условия собственного воспроизводства.

Проблема надлежащих конфигурации и использования механизмов государственной власти была разрешена лишь после 1945 года. Это привело к превращению фордизма в полностью сформировавшийся самостоятельный режим накопления. В этом качестве он в дальнейшем создал основу для затяжного послевоенного бума, которая в целом оставалась незыблемой вплоть до 1973 года. В ходе этого периода капитализм в развитых капиталистических странах достиг высоких и в то же время относительно стабильных уровней экономического роста (см. табл. 8.1 и рис. 8.1). Уровень жизни рос (рис. 8.2), кризисные тенденции сдерживались, массовая демократия сохранялась, а угроза межкапиталистических войн оставалась отдаленной. Фордизм оказался накрепко увязан с кейнсианством, а капитализм во всемирном масштабе предавался показным интернациональным экспансиям, которые втягивали в свои сети некоторые деколонизированные нации. Становление подобной системы представляет собой драматическую историю, которая заслуживает по меньшей мере беглого исследования, если мы хотим лучше понять те переходы, которые произошли начиная с 1973 года.

Таблица 8.1. Средние темпы роста в развитых капиталистических странах в различные промежутки времени начиная с 1820 года

Источники: [Maddison, 1982] (1820–1973) и OECD (1973–1985).

Рис. 8.1. Ежегодные темпы экономического роста в ряде развитых капиталистических стран и в ОЭСР в целом для отдельных периодов времени, 1960–985 годы

Источник: OECD.

Послевоенный период был ознаменован подъемом нескольких отраслей промышленности, основанным на технологиях, которые были доведены до совершенства в межвоенные годы, а во время Второй мировой продвинулись до новых пределов рационализации. Автомобили, кораблестроение и транспортное оборудование, сталь, нефтехимическая продукция, резина, потребительские электротовары и строительство стали движущими стимулами экономического роста, сосредоточенными в ряде крупнейших производственных регионах мировой экономики, таких как Средний Запад США, Рур – Рейнская область, Западный Мидленд в Великобритании, промышленный комплекс Токио – Иокогама. Привилегированный рабочий класс этих регионов формировал один из столпов быстро расширяющегося платежеспособного спроса. Другой из этих столпов был основан на финансируемом государством восстановлении растерзанных войной экономик, субурбанизации (особенно в США), реконструкции городов, географическом расширении систем транспорта и коммуникаций и развитии инфраструктуры как в пределах, так и за пределами развитого капиталистического мира. Координируемые с помощью взаимосвязанных финансовых центров, вершиной иерархии которых были США и Нью-Йорк, эти узловые регионы мировой экономики вбирали в себя масштабные поставки сырьевых материалов из остальной части некоммунистического мира и добивались господства над все более гомогенным массовым мировым рынком при помощи своей продукции.

Рис. 8.2. Реальные заработные платы и доходы семей в США, 1941–986 годы

Источники: Историческая статистика США, экономические доклады президенту США.

Однако феноменальный рост, происходивший в период послевоенного бума, зависел от многих компромиссов и перестановок, исходивших от ведущих игроков в процессе капиталистического развития. Государству приходилось брать на себя новые (кейнсианские) роли и выстраивать новые институциональные силы, корпоративному капиталу было необходимо лавировать в некоторых аспектах, чтобы движение по пути гарантированной прибыльности было более плавным, а организованный труд должен был брать на себя новые роли и функции в поведении на рынках труда и в производственных процессах. Напряженный, но все же прочный баланс сил, преобладавший в отношениях между организованным трудом, крупным корпоративным капиталом и национальным государством, который формировал политическую базу для послевоенного бума, не с неба свалился – это был результат многих лет борьбы.