Черри - Мишель Франсис

Лора вернулась в большую, светлую отдельную палату Дэниела и тихо села у его кровати. Она попыталась, она в самом деле сделала все, что было в ее силах, но, похоже, и этого было недостаточно. Она взяла сына за руку. Ее сердце было разбито вдребезги – оно так долго было треснувшим, что рассыпалось на тысячи мелких осколков, которые царапали и больно впивались в ее внутренности.

Вот и все. Все, что у нее осталось. Двадцать три с половиной года, а теперь ей оставался день, может, два, и это время он будет просто лежать здесь, бледный, тихий, беспомощный. Ее вдруг накрыло непреодолимым нежеланием делить его с кем-то. Точно так же было, когда он только появился на свет, и она не выносила, чтобы люди подолгу держали его на руках, потому что не быть с ним казалось противоестественным, пусть он и оставался в той же комнате. Ей не сиделось на месте, она нетерпеливо заламывала руки, борясь с искушением взять и вырвать его из рук сюсюкающей свекрови, после которой от Дэниела всегда так разило духами, что его приходилось купать. Лора не хотела упустить ни секунды из оставшихся ей дней, выжать из них все, несмотря на осыпающийся песок в часах. Но завтра возвращалась Черри, и когда она услышит новости, то захочет его видеть. Лоре претила мысль, что Черри будет рядом с ее любимым сыном. Она даже не хотела слушать ее просьб, не хотела, чтобы та приходила в клинику и умоляла персонал пустить ее к Дэниелу. Черри отобрала у нее такую часть Дэниела, что мысль о ее вторжении еще и в эти последние часы переполняла ее яростным отчаянием. Но она знала, что от этого никуда не деться. Чувство неизбежности внезапно переполнило Лору, и, сжимая руку сына, она зарыдала на его кровати, как никогда не рыдала прежде.

Домой она вернулась поздно, и Моисей, не догадываясь ни о чем, что творилось в ее искалеченной жизни, стал тереться о ее ноги. Он был голоден. Лора вернулась как раз, чтобы накормить его и собрать кое-какие вещи. Снаружи осталось ждать такси, которое увезет ее обратно в больницу. Сейчас с Дэниелом был Говард, а когда вернется Лора, он возьмет перерыв, а она останется на ночь.

Она вскрыла банку кошачьего корма и, едва успела поставить его на пол, Моисей накинулся на еду, мурча и уплетая консервы. Тогда Лора поднялась к себе и взяла все необходимое для ночевки. Она прихватила пижаму, зубную щетку и косметику для умывания. И одежду на завтра.

Решение пришло к ней в одну головокружительную секунду. Она выпрямилась во весь рост у шкафа, сжимая в руке свежую блузку, и по ее коже пробежали мурашки. Вот оно. Пусть это сурово и непростительно, но вот он, ее выход. Единственный выход. Лора зашагала по комнате, дрожа и не зная, сможет ли пойти на такой шаг. Но теперь, когда мысль уже сидела в ее голове, у Лоры словно земля ушла из-под ног, и ее подхватило течение, с которым она была не в силах бороться.

Завтра она сделает это.

Понедельник, 2 марта

Она любит своего сына. Только это сейчас имело значение. И пусть она собиралась сделать нечто непростительное. Но это был первый проблеск надежды за долгие беспросветные месяцы, и Лора не собиралась упускать свой шанс. Она вся извелась, пока приняла окончательное решение, и теперь ее сердце обливалось кровью при мысли о том, что ей предстояло сказать. О словах, которые доконают ее. Такое с ней было впервые. Она хотела сначала проговорить их про себя, но слова… слово отказывалось идти на ум, как будто инстинктивно она отгораживалась от него.

В ванной комнате отдельной больничной палаты сына Лора посмотрела на себя в висящее над раковиной зеркало. Оттуда на нее выглядывали все те же усталые голубые глаза, и это немного утешало: они не полыхали ядовито-зеленым цветом, зрачки демонически не сузились. Вот только она выглядела изнуренно, и Лора с удивлением обнаружила, как сильно она постарела. Вокруг губ и глаз появились новые морщины. А во взгляде читались боль и бессильное отчаяние, которые так и рвались наружу здесь, в этой дорогостоящей современной больнице, где были лучшие врачи и слабая надежда. На секунду Лора перестала думать о том, что ей предстоит сделать, и вспомнила о том, что скоро произойдет. Боль, пронзившая ей сердце, была такой настоящей, что Лора согнулась пополам, держась за раковину, и истошно взвыла. Немного погодя, когда вопль растворился в воздухе, она выпрямилась. Ничего не изменилось.

Сегодня должна была возвращаться Черри. Лора навела справки: самолеты, прилетавшие из Мексики, обычно приземлялись в Хитроу ранним утром. Она посмотрела на часы. Сейчас Черри, наверное, уже была у себя дома, в Тутинге.

Лора взяла телефон. В горле встал ком, но она сглотнула его. Сейчас она все уладит. Любая мать поступила бы так же, напоминала она себе снова и снова, как заклинание, чтобы не сломиться.

Она осторожно набрала номер. Волнами на нее накатывали то холод, то слабость, подстегиваемые агонией. Ее жизни скоро придет конец. Всему, что имело в ней смысл. Вцепившись в телефон обеими руками, чтобы унять дрожь, она ждала, пока гудки в трубке прекратятся. Наконец они смолкли, и ей ответил настороженный вопросительный голос. Неудивительно, учитывая, что Лора никогда прежде не звонила Черри и ее номер вряд ли определился.

– Алло?

– Это Черри?

– Я слушаю.

– Черри, это Лора Кавендиш.

Последовала короткая пауза. Лора чувствовала, что Черри пытается сообразить, зачем она ей звонит.

– Черри, я боюсь, что звоню сообщить плохие новости… Дэниел умер несколько дней назад.

О господи, как это было больно. Лора крепко зажмурилась, но не смогла сдержать поток слез.

На том конце провода повисло ошеломленное молчание.

– Что? – услышала она после долгой паузы.

– У него случился сердечный приступ, несколько подряд, и врачи не смогли спасти его.

Снова молчание.

– Я понимаю, какой это удар…

– Почему вы мне не позвонили?

– Ты ведь так хотела отдохнуть… Мне показалось, будет несправедливо лишать тебя этого, когда ты только уехала. Прости, мне было нелегко принять это решение, но я думала, так будет лучше.

– Ясно.

Это был ответ человека, который не знает, что сказать, и все еще не осмыслил до конца услышанное.

Лора поймала в зеркале свое отражение. Терзания, которые читались на ее лице, были неподдельными. Ее сердце рвалось из груди, и она просто хотела покончить со всем.

– Когда похороны?

У Лоры внутри все сжалось от напрягшихся нервов.

– Мы уже похоронили его. Были только родственники.

Если бы она видела лицо Черри в этот момент, то могла бы раскаяться и выдать себя. Черри больно ранило то, что ее так окончательно вычеркнули из жизни Дэниела.

Лора положила трубку, чувствуя себя опустошенной. Избавление от Черри принесло ей не облегчение и не радостный триумф. Она чувствовала умиротворение. Теперь можно было спокойно попрощаться с Дэниелом. Врачи не знали, когда пробьет его последний час, и Лора не хотела быть застигнутой врасплох до того, как успеет сказать ему все, что накопилось у нее на душе.