Полигон - Николай Гуданец

Подпись: Туман

Кин подивился тому, какая абсурдная ситуация складывается вокруг проекта: влиятельные армейские лоббисты концерна пытаются замутить воду, а объективную информацию поставляет Генштабу вражеский шпион.

Еще раз перечитав абзац, в котором сообщалось об уцелевшем блоке памяти, Кин озадаченно задумался. Речь, безусловно, шла об упомянутой Даркофом голове фабра, которую он видел на снятом с вихрелета видеофайле. Но кто-кто, а уж доктор Харагва наверняка знает о том, какая информация извлечена из останков биоробота.

Одна-единственная фраза в расшифрованном донесении опрокидывала всю безукоризненно выстроенную версию. Донельзя удрученный Кин встал из-за стола, достал новую пачку пастилок из чемодана. Распечатав ее, он отправил кисловатый брикетик в рот, а смятую обертку с остервенением кинул в корзину для бумаг и промахнулся. Комочек фольгированной бумаги ехидно ускакал в угол, пришлось лезть под стол, чтобы водворить его в корзину.

Только что он считал, что вражеский агент у него в руках, а там уже рукой подать до гранд-офицерских петлиц. Теперь его догадки пошли прахом, приходилось начинать чуть ли не сначала. Мысли скакали вразброд, и он безуспешно пытался навести в них порядок с таким ощущением, как будто собирал со дна ванны горсточку рассыпавшихся мокрых обмылков.

Развалившись на тахте поверх покрывала, он придирчиво стал проверять цепь собственных умозаключений. Мину в турбоход подложил фабр, значит, попытку покушения мог осуществить лишь человек из лаборатории, имеющий навык управления биороботами в телеметрическом режиме, а также доступ к соответствующей аппаратуре. Практически не подлежит сомнению, что унтера Гронски прикончил Харагва. Тут Кин одернул себя: а, собственно, почему он так в этом уверен, располагая лишь зыбким психологическим доказательством? Пусть Гронски грезил о Лебаксе и поминал отель «Дорминион», где трижды останавливался Харагва, бывают еще и не такие совпадения…

Второе из донесений агента Туман составлено не Харагвой, тут нет никаких сомнений. Хотя место для сомнений остается всегда. Если допустить на минуточку, что вздорная версия Цембы верна, что агент в имперском шифровальном отделе засвечен либо перевербован, то донесения нашпигованы искусной дезинформацией. Вполне возможно, они составлены еще и с таким расчетом, чтобы отвести от Харагвы даже малейшую тень подозрений.

Тут Кин решил, что окончательно зарапортовался и в растерянности готов ухватиться за любое предположение. Взамен простых и ясных выводов, из-под которых шифровка Тумана внезапно выбила почву, пошли громоздиться пустопорожние неуклюжие домыслы. Раздираемый противоречивыми мыслями ум пробуксовывал на полном ходу, от чего Кин испытывал буквально физические муки. Перевернувшись на живот, он стиснул виски ладонями.

Как известно, выход из тупика находится там же, где вход. До сих пор ему и в голову не приходило отделить дело Тумана от неудавшегося покушения. Мотивы, по которым в турбоход подложили мину, казались совершенно ясными: вражеский агент попытался ликвидировать офицера контрразведки. Однако возможно и другое объяснение, которое смутно забрезжило, когда Кин дочитал неприятельскую шифровку от 25.06 до конца.

Как раз накануне подписания госконтракта на Тангру едет штабной эмиссар, и его визит непосредственно связан с делом о пятерых убитых фабром солдатах. Он либо докопается до подлинных причин инцидента, либо по крайней мере поставит под сомнение надежность биороботов. В такой ситуации, когда многомиллиардный контракт стоит на грани срыва, никаких запретов не существует и любые средства хороши. Поскольку попытка устроить катастрофу окончилась неудачей, можно попытаться объявить эмиссара душевнобольным, чтобы парировать угрозу и выиграть время. Тогда следующий эмиссар Генштаба приедет на планету, которая уже перешла в собственность концерна. Как известно, служебному расследованию в частном владении можно при необходимости чинить уйму препон под разными благовидными предлогами.

С запозданием Кин понял, какую элементарную психологическую ошибку сделал, сосредоточившись на подлинной цели своей поездки, притом совершенно упустив из виду, что предлог для его миссии также мог стать мотивом покушения. Встав с тахты, он уселся за стол и по старой привычке попробовал систематизировать свои логические построения, воспользовавшись ради наглядности компьютерной рисовальной программой. Вскоре у него получилась довольно-таки разветвленная схема, в которой кружочки обозначали причастных лиц, и Кин принялся корпеть над ней, придирчиво выверяя связи, щедро расставляя там и сям жирные вопросительные знаки. Бомбу в турбоход подложил фабр, управляемый Харагвой. Знак вопроса. Со своего последнего дежурства унтер Гронски пришел к Харагве. Знак вопроса. Харагва работает на имперскую разведку. Трижды знак вопроса. В самом начале ветви недоставало важного звена: кто похитил диверсионные мины со склада? От кружочка, обозначающего вражеского агента, кверху протянулась извилистая стрелка, обозначающая утечку секретных сведений о приезде Кина, и ее также украсил крупный вопросительный знак.

Водя задумчиво ногтем по чуткой панели, Кин нарисовал Недреманное Око в углу схемы, потом пририсовал к нему пузатое туловище рыбки с разинутой зубастой пастью.

Ровно в восемь вечера компьютерный ежедневник негромким жужжанием дал знать, что пора выходить на связь с отделом контрразведки. Из предосторожности сбросив присланные Дервеновым файлы на кристалетку, Кин снова подсоединился к компьютерной сети и связался с компьютером Тарпица. Сам следователь отсутствовал, но оставил компьютер включенным и присовокупил к любезной записке перечень видеофайлов, снятых в комнате убитого Гронски. Кин сразу скопировал их в свой накопитель. Заодно позаимствовал у контрразведывательного отдела специальную криминалистическую программу для пространственного моделирования, которую не позаботился захватить с собой. С постановкой задачи пришлось изрядно повозиться. Программе надлежало учесть рост покойного, характер повреждений, след импульса на стене, увязать все данные в единую картину и реконструировать точное положение оружия на момент выстрела.

Едва он закончил кропотливую процедуру ввода исходных данных и постановки задачи, раздался стук в дверь.

— Кто там?

— Элий, привет, это я, Рино, — послышался из-за двери голос Харагвы.

Кин открыл дверь. На пороге стоял Харагва в тренировочном костюме. Под синей с серебристыми блестками тонкой тканью, облегающей треугольный торс, бугрились крепкие мышцы. В его досье, как сразу вспомнил Кин, отмечалось, что еще в университете Харагва начал увлекаться гиревой атлетикой и до сих пор старался поддерживать хорошую спортивную форму, чтобы не заплыть жиром, как это нередко случается с забросившими спорт атлетами. Действительно, его мускулатура была на редкость эффектна.

— Пошли ко мне, раздавим бутылочку отборного винца, — предложил биотехнолог.

— Давайте я спущусь к вам через пять минут, — предложил Кин.

— Ладно, жду. Моя берлога номер семь, не забыли?

— Конечно, помню. Сейчас приду.