Не время для славы - Юлия Латынина

Джамалудин усмехнулся и привычным жестом положил руку на бедро, а Кирилл беспокойно дернулся и сказал:

– Не лучше ли просто заплатить им?

– Фонд задолжал шестьсот восемьдесят миллионов долларов, – сказал Заур, – тут не заплатишь.

– Эй, – сказал министр финансов по прозвищу Фальшивый Аббас, – если нам не дают российских денег, может, нам просто напечатать свои собственные? Я бы нарисовал такие красивые деньги, Заур Ахмедович…

– Прекрати пороть чепуху, Аббас, – резко сказал Джамалудин Кемиров, – прежде чем печатать собственные деньги, надо завести собственную армию и флот.

Хаген стоял в метре от них, у самого устья скважины, в черных шнурованных сапогах и черной кожаной куртке, распахнутой так, что были видны два рыжих ремня, перекрещивавших пушистый свитер, и солнечные лучи вперемешку с искрами электросварки сверкали на его белокурых волосах и гладких боках заведенных за палец труб.

– Я не знаю, как насчет армии и флота, – сказал Хаген, – но уж с Сапарчи-то мы справимся.

Заур Кемиров, улыбаясь, поднял голову, и Кирилл содрогнулся, увидев, как постарело его лицо за эту поездку.

– Скажи, Хаген, – мягко сказал президент республики, – ты можешь согнуть трубу у тебя за спиной?

Хаген немедленно запрокинул голову.

– А на пару с Джамалом?

Джамалудин пнул свечу ногой, и для верности аж потряс, но сверкающая стальная колонна калибром добрых 122 мм даже не шевельнулась.

– Многие думают, – проговорил Заур, – что буровая колонна уходит в пласт вертикально. Вот как эти трубы стоят в подсвечнике, так они и уходят вниз. Но на самом деле это не так. Пласты не идут прямо, и у каждого пласта – разные свойства, и долото, когда входит в новый пласт, поворачивается и меняет направление, и буровая колонна, вслед за ним, никогда не идет прямо. Она вертится в земле, как макаронина. Там, на страшных глубинах и огромных давлениях, колонну со стенами, которых не прострелить автоматом, гнет, как бумагу, и если она не будет гнуться, она не будет добывать газ. Наша задача не в том, чтобы ни перед чем не согнуться. Наша задача в том, чтобы добыть газ. У тебя сильные руки, брат. Ты можешь согнуть эту трубу?

Джамалудин и Хаген молчали, уткнув глаза в палубу.

– Ну так не спорь с пластом.

* * *

Парламент обсуждал договор с «Навалис» 29 ноября, и Кирилл выступил на заседании первым. После Кирилла на трибуну полез Дауд Казиханов.

– Президент Кемиров собирается отравить всю республику! – заявил Дауд. – В наш край белых горных снегов и синего моря он хочет притащить химзавод, от которого снег станет красным, а море – желтым! Ни в одной развитой стране нет такого завода, это все равно, что зарыть на побережье ядерные отходы!

Часть депутатов на это яростно захлопала, а другая часть яростно засвистела. Заур сидел в президиуме с непроницаемым лицом.

Вторым в прениях выступал уполномоченный по правам человека, Наби Набиев.

– На побережье, – сказал уполномоченный – находится важнейший оборонный завод, носитель передовых технологий. У нас есть информация, что так называемая компания Navalis купила этот завод только затем, чтобы получить доступ к оборонным секретам! Я, как защитник прав человека, намерен завести уголовное дело по факту незаконной приватизации государственных тайн, и каждый, кто в этом замешан, ответит за развал России!

Депутаты снова кто захлопал, кто засвистел, и Кирилл, сидевший в президиуме, покосился на Джамалудина: тот сидел совершенно расслабленно, и белые сильные пальцы его перебирали четки.

Третьим в прениях выступил бывший мэр Торби-калы, владелец одной из крупнейших строительных компаний республики.

– Моя компания, – сказал он, – построила за последний год семьдесят тысяч квадратных метров площадей, а Заур не заплатил мне ни копейки. Аллах не допустит такого беспредела!

– В прениях хочет выступить Сапарчи Телаев, – сказал председательствующий, и в этот момент Заур наклонился к нему и что-то прошептал на ухо. Председательствующий посмотрел на часы и объявил получасовой перерыв.

* * *

На перерыв Кирилл остался сидеть в президиуме. Парочка депутатов подошла к нему почесать языки, и когда зал опустел, Кирилл вдруг обнаружил, что он сидит, уставясь на графики в компьютере, и держит в руках зажженую сигарету. Он посмотрел на сигарету с удивлением, потому что вот уже год как бросил курить.

Кирилл затушил сигарету о спинку кресла и бросил ее в никелированную урну у входа, но не попал.

В зал снова втекали депутаты и журналисты. Вошел Наби, усмехаясь. Дауд Казиханов вошел вслед за ним, улыбаясь широкой жестокой улыбкой, и, наклонившись к Кириллу, сказал:

– Салам, Кирилл. Я знал дядю твоей жены, это был стоящий человек.

И расхохотался.

На блестящей коляске вкатился Сапарчи; спицы мелькали, как вертолетные лопасти. Лестница на сцену не была предназначена для инвалидов, и двое охранников остановились около Сапарчи. Но тот сделал знак, и охранники отошли в сторону. Сапарчи развернул свою коляску лицом к сцене, оперся на крепкие руки, – и через минуту, перевернувшись, сидел, свесив ноги с края сцены, а коляска стояла внизу под ним. Потом Сапарчи нагнулся и поднял коляску, пожал ее, как штангу, и грохнул о сцену рядом с собой, а еще через мгновение, схватившись за стальные поручни, он взлетел в кресло, как всадник в седло. Охранник почтительно подошел сбоку и покрыл ноги пледом.

Заур пододвинул к себе микрофон и сказал:

– Тут у нас поступил на обсуждение еще одни вопрос. Об избрании Сапарчи Ахмедовича Телаева председателем народного собрания.

Кирилл вздрогнул. «Ах ты сукин сын!»

Сапарчи покатился по сцене, мелькая спицами, и так как за ораторской трибуной его не было б видно, он просто выкатился вперед, и охранник поспешно подал ему микрофон.

Сапарчи взял микрофон, подул в него и щелкнул, словно он собирался выступать с ток-шоу, а не с политической речью, наклонился из своей коляски к залу и спросил:

– Эй, Дауд, ты тут только что говорил, что президент Кемиров собирается отравить республику. Видел ли ты карту завода?

– Мне ли ее не видеть! – сказал Дауд, – это была моя земля!

– Ну так тогда ты должен знать, что, когда завод выстроят, президентская резиденция будет в семистах метрах от последней установки!

Дауд сначала хлопнул челюстью, а потом разинул рот, а Сапарчи повернулся к уполномоченному по правам человека и закричал:

– Что ты взъелся на этот завод, Наби? Какие-такие тайны-майны? Да за этот завод, вон – Дауд и покойный Ниязбек еще стреляли друг в друга! Каждый воробей в городе знает, что там в каждой торпеде по полтонны серебра, вот и вся оборонная тайна!

Наби тоже очень удивился, услышав такое высказывание от своего верного союзника, а Сапарчи перекинул микрофон из одной руки в другую и продолжал: