Не время для славы - Юлия Латынина

– Этого Кирилла, – сказала Фаина, – прочат директором СП. Как это могло получиться? Он, наверное, заколдовал Заура. Он что, нефтяник? Он что, мусульманин? Этот пост должен остаться в семье. Ты должен сходить к Зауру и Джамалу, чтобы директором стал наш отец.

Ташов отложил ложку, которой он ел хинкал, запихал в рот кусок лепешки и сказал:

– Ты же сама везде говоришь, что я обязан должностью твоему отцу. Кто я такой, чтобы просить о нем его брата?

Фаине в этих словах почудилась издевка, она шваркнула о стол дуршлаг, который держала в руках, и сказала:

– Верно, ты не мужчина, а баба. Все говорят, что ты не женился на этой чеченке потому, что русский с ней переспал, а ты боишься поперек него слова молвить!

Ташов помолчал, усмехнулся в черную спутанную бороду, и сказал:

– Пусть Ахмед просит против Водрова. Он у вас занимается нефтью, не я.

Ахмедом звали этого самого приказчика.

– Ты на что намекаешь? – спросила Фаина, и полные руки ее уткнулись в бока засыпанного мукой передника.

– Аллах свидетель, – сказал Ташов, – я развожусь с этой женщиной.

И повторил это еще два раза. Потом он вышел из гостиной, сел во дворе в машину и уехал.

* * *

На следующий день он явился в ОМОН, как ни в чем не бывало, и после утреннего развода к нему приехал Джамалудин Кемиров. Джамалудин, конечно, был в бешенстве. История о разводе Ташова уже гуляла по городу, обрастая самыми фантастическими подробностями, и так как в этой истории муж бросил племянницу президента, общественное мнение было не на стороне племянницы.

Некоторые рассказывали, что Ташов застал ее и Ахмеда голыми в ванне, и прибавляли, что Ташов бы убил свою жену, если б она была не Кемирова. Джамал слышал все эти россказни, и когда он вошел в кабинет Ташова, он закрыл за собой дверь и спросил:

– Правда ли, что она тебе изменяла?

– Я этого не говорил, – сказал Ташов.

– Если она тебе изменяла, иди и убей ее, – приказал Джамал Кемиров, – а если тебе взбрело в голову, что ты можешь бросить Фаину, как банку из-под кока-колы, то тебе слишком многое взбрело в голову в последнее время.

– Я устал убивать, – ответил Ташов.

– Тогда тебе не стоит здесь работать.

Ташов молча вынул из кармана служебное удостоверение, а из кобуры – служебный пистолет. Все это он положил на стол перед Джамалудином, а потом повернулся и снял с подоконника маленький зеленый кактус с красной нашлепкой. Этот кактус Ташову подарила Диана два года назад, и Ташов никогда не держал его дома, а держал на работе перед глазами.

Потом он повернулся и хлопнул дверью, и все омоновцы, слонявшиеся в коридорах, молча наблюдали, как их начальник спускается по широкой лестнице с пустой кобурой и маленьким красно-зеленым кактусом в руках.

Трехстороннее соглашение между государственной нефтяной компанией «Аварнефтегаз», компанией Navalis и Российской Федерацией было ратифицировано строго по графику 4 декабря, в Большом Кремлевском дворце, министром топлива и энергетики РФ, президентом Navalis сэром Мартином Метьюзом и президентом республики Северная Авария-Дарго.

За час до ратификации президент республики Заур Кемиров имел короткую, но содержательную беседу с Семеном Семеновичем Забельциным по прозвищу Эсэс. Семен Семенович настоятельно рекомендовал Зауру Кемирову внести некоторые дополнения в договор. Дополнений не внесли.

По подписании договора все его участники были приняты в Кремле. Джамалудин Кемиров тоже приехал в Кремль. На это многие обратили внимание, потому что Заур и Джамалудин редко бывали на публике вместе. Вот уже десять лет, как даже в поездках они никогда не садились в одну машину, чтобы если одного убьют, другой остался жив.

Но тут случай был слишком торжественный, и Джамал во время церемонии стоял рядом со старшим братом, худой, черноволосый, в пиджаке, который висел на нем, как на вешалке, и бело-розовом галстуке, который он беспрестанно поправлял. Третьим с ними был новый глава парламента республики Сапарчи Телаев, и Сапарчи аплодировал громче всех, и даже несколько раз кричал: «Ура!»

Президент России вручил главе республиканского АТЦ Хагену Хазенштайну и Джамалудину Кемирову по Ордену Мужества за борьбу с терроризмом, и поздравил Джамалудина с убедительной победой на выборах мэра в Бештое.

После Кремля Кирилл и Navalis повезли всю публику в «Черный бархат».

* * *

Джамалудин Кемиров не любил Москву. Москва напоминала ему о нечистых годах. Годах, когда Джамал уже отвоевал в Абхазии и еще не вернулся домой.

В те годы Джамал редко бывал в мечетях и часто – в казино, хотя нельзя сказать, что он всегда там играл. Чаще он и его ребята ждали выигравших клиентов в ста метрах от входа. Они выкидывали клиента из машины и уезжали с машиной и выигрышем. Конечно, играть было грех, но Джамалудину трудно было считать свое обращение с игроками делом, угодным Аллаху.

Поэтому Джамал не любил Москву.

Джамалудин не сразу поехал в «Черный бархат». У Хагена дядя лежал в больнице, и после Кремля друзья поехали к дяде.

Они поговорили с больным и оставили его дочери денег, а когда они вышли в коридор, они увидели там старика. Старик полз по стеночке, голый, и бедра у него были в бинтах, а бинты – в крови.

Потом старик потерял сознание и упал.

Джамалудин бросился поднимать старика, а Хаген побежал за врачом. Было семь вечера, и врачей на этаже не было. Не было и медсестер.

В это время старик пришел в себя, и оказалось, что он шел в туалет. Он сказал Джамалу, что три дня назад ему проперировали рак простаты, и что после операции он ни разу не ходил, кроме как под себя, и что ни одна медсестра не заглянула к нему. Старику стало совестно ходить под себя, вот он и пошел в туалет.

Джамалудин помог старику справить его дела, а потом он пошел вниз и купил еды и белья. Тут пришел Хаген, с какой-то медсестрой, которой он отыскал двумя этажами ниже, и медсестра, поджав губы, сказала, что таких старых пердунов у нее три этажа, и что она не нанималась за гроши копаться в дерьме.

Джамалудин спросил, есть ли у старика дети, и оказалось, что есть. Они даже оставили свой адрес, чтобы больница известила их, когда старик умрет. Джамалудин был очень зол. Если бы дело было в Бештое, он бы приехал к этим детям, и они бы у него танцевали, но всех неверных не исправишь. Он дал медсестре тысячу долларов и сказал, что приедет и голову оторвет, если что будет не так, и когда они с Хагеном ушли, медсестра сплюнула, посмотрела им вслед и сказала:

– Обезьяна черножопая! Он еще тут свои порядки будет наводить!

* * *

Антуанетта приехала в «Черный бархат» к восьми вечера: раньше никак было нельзя. У нее были съемки, и еще перед этим открывался бутик Tiffany, и надо было туда заскочить.