Ветер богов - Богдан Сушинский

— Общение с монахом Тото не прошло для вас бесследно, княгиня Сардони. Его мысли вы теперь излагаете дипломатической скорописью выпускницы Оксфорда. Но вынужден признать: условия очерчены вами довольно ясно.

— В таком случае начнем все сначала: так есть среди гостей князя Боргезе конструктор Вернер фон Браун?

— Естественно.

— Скрывающийся по документам под именем господина Штрайдера?

— Абсолютно верно.

— Что-то слишком поспешно вы признаете этот факт, — подозрительно прищурилась княгиня.

— Опасаюсь, что мое упрямство будет стоить мне завтрака. Для меня это слишком большая жертва. Даже во имя новой непорочной Европы, по полям которой немцы будут ходить в обнимку с англичанами и французами, искоса поглядывая на русских. Вы со своим монахом Тото решили убрать конструктора?

— Что вы, господь с вами! — изумленно отшатнулась Мария-Виктория. Мысль о всяком убийстве, от кого бы она ни исходила и какую цель ни преследовала, по-прежнему вызывала у нее стойкое неприятие. — Так вы этого боялись? Мне нужно было сразу же предупредить, что речь идет не о террористическом избавлении мира от «страшилища Лондона», а всего лишь о попытке наладить контакты с ним.

— В которых заинтересован Лондон?

— Постольку поскольку. Понимая, что доктору фон Брауну трудно будет работать в Лондоне, каждый день наблюдая плоды своей деятельности, воплощенные в городские руины. Правда, мне стало известно, что здесь, на вилле, вы обдумываете способы нанесения ударов по Нью-Йорку, в том числе и с помощью ракет, пилотируемых летчиками-камикадзе. Которые собираетесь доставлять к берегам США на подводных лодках. Я не права?

— Эти приготовления будет очень трудно сохранять в тайне. Можете записать их на счет своей шпионской проницательности. Какие еще цели относительно фон Брауна вы преследуете?

— Моя задача заключается только в одном: идентифицировать личность господина Штрайдера, установить, находится ли на вилле Вернер фон Браун. И под каким именем он здесь скрывается. Как видите, я совершенно откровенна с вами. Если вам понадобятся какие-то сведения от меня, я готова. Но только в пределах идеи сотворения Новой Европы.

Тем временем на плот ступили камикадзе. Не проронив ни слова, они угрюмо взялись за весла и, столкнув ковчег с отмели, направили его к казарме смертников.

— Знает ли о вашей миссии князь Боргезе?

— Естественно. Однако о фон Брауне мы с ним не говорили. Князь никогда раньше не встречался с конструктором. Могли подсунуть двойника.

Скорцени удивленно покачал головой. Ответ явно озадачил его.

— Однако несколько минут назад вы утверждали, что если бы он узнал о ваших намерениях…

— К тому времени у нас с вами сложился совершенно иной характер отношений. Я вынуждена была… обычная ложь профессионала. Хотя и получилось довольно непрофессионально.

Весельщики трудились вовсю, словно участвовали в гонках. Горный ветер наконец-то проник и в эту чашу, и плот мерно покачивался на барханах волн, вспенивающих Алессандрию, словно предштормовой океан.

— Непрофессиональная ложь профессионала. Случается, дьявол меня расстреляй. А что Боргезе? Тоже прельстился будущим Новой Европы?

— Лишь в какой-то мере. В той, в какой оно связано с Бенито Муссолини. Князь почему-то до сих пор ставит на него как на политика. А жаль.

— Англичане имеют виды и на князя Боргезе?

— В общем плане он не представляет для них особого интереса. Другое дело вы, штурмбаннфюрер Скорцени. Относительно вас у них особый интерес.

— Нужна моя голова?

— Этим они переболели. Открыли для себя, что опыт ценнее головы. Он пригодится им при создании особых диверсионных школ, которые смогли бы готовить новых Скорцени, Виммер-Ламкветов, Штуберов, Гольвегов… Послушайте, штурмбаннфюрер, вам не кажется, что ваш кивок головы, касающийся Вернера фон Брауна, уже с лихвой окупился теми сведениями, которые вы получили от меня?

— Стал бы я кивать, если бы не рассчитывал на соответствующую плату.

И они рассмеялись.

В поцелуе, которым Отто Скорцени одарил все еще не расстрелянную им итальянскую княгиню, тоже было больше от шпионско-диверсионного риска, чем от риска быть приревнованным к «смазливой итальяшке» со стороны ревнивицы Фройнштаг.

Оказавшись в машине, Лукина, с минуту молча посматривала на подполковника, как будто пыталась определить, что на самом деле ему известно о ней и можно ли ему довериться.

— То, что вы сообщили майору о моей казни… Это правда? — несмело спросила она, так и не придя ни к какому выводу.

— Все зависит от того, как вы будете вести себя дальше.

— А как, на ваш взгляд, я вела себя до сих пор?

— Достаточно благоразумно.

— Это не ответ, господин подполковник, — неожиданно молвила она по-японски.

— Вы владеете языком метрополии? — попытался Имоти удивиться. Однако далось ему это с трудом. — В тюрьме знали об этом?

— Нет, конечно, — вновь перешла на русский.

— Вы скрывали это ото всех? Даже от следователя?

— От вас, как видите, нет. Хотя знакомы с вами до сих пор не были.

— Обо всем остальном поговорим в моем кабинете, — упредил ее Имоти, опасаясь, как бы Лукина и впрямь не разговорилась. Все же в машине находился водитель, которому он, конечно, очень доверял…

— Так, может, с разговора в ваших апартаментах и следовало бы начинать, господин подполковник? Тогда не понадобилось бы стадо солдатни.

Прежде чем пригласить террористку к себе в кабинет, Имоти предоставил ей возможность принять ванну и переодеться в заранее заготовленную для нее одежду. Такое отношение заметно взбодрило женщину.

— Вы решитесь овладеть мною прямо здесь, в своем кабинете, господин подполковник? — нагловато поинтересовалась она, представ через какое-то время перед Имоти почти в столь же привлекательном виде, в каком еще недавно представала перед генералом Семеновым.

— Для этого я слишком брезглив, — отомстил ей подполковник. — К тому же предпочитаю японок и китаянок. Но если той услады, которой вас удостоили в следственной тюрьме, вам показалось маловато, я отдам вас водителям и механикам штабного гаража.

Распухшее, вызывающе раскрасневшееся лицо Лукиной как-то сразу угасло и покрылось вуалью оскорбленной бледности. Она прекрасно понимала, что эту схватку проиграла начисто и что щадить ее, а тем более — извиняться за все, что происходило в следственной тюрьме, Имоти не намерен.

— Вы оскорбили меня, подполковник, — капризно фыркнула она, пытаясь спасти ситуацию.

— У вас такой вид, арестованная Лукина, будто хотите чем-то удивить меня.