Первичный крик - Артур Янов

В работе Баркера содержится и кое‑что еще. Присутствие симптомов обязательно для сохранения психофизической целостности индивида. Симптом разрешает конфликт. Устранить симптомы, не устранив причину, это то же самое, что оставить пациента наедине с ухудшением, вызванным накапливающимся напряжением.

Позже Баркер беседовал с десятилетним мальчиком, которого мать убедила всеми силами избегать участия в драках. Во время расспроса мальчику непрерывно снимали электроэнцефалограмму. «Что ты чувствовал, когда тебе приходилось подставлять другую щеку, то есть стать побитым, или приходилось

убегать? …Я не хотел, чтобы кто‑то подумал, что я трус, но маме стало бы плохо, и она заставила бы меня неловко себя чувствовать, если бы я подрался…» Баркер описал мальчику природу его напряжения, на что тот ответил: «Я не могу злиться на маму. Она моя мать, она меня родила!»

Электроэнцефалографическая кривая напряжения у этого пациента была похожа на ЭЭГ при малом эпилептическом припадке. Баркер заключает: «Без ЭЭГ было бы невозможно даже заподозрить наличие эпилептического компонента в этом, казалось бы ординарном, отрезке речи. Таким образом, можно считать установленной связь между всеми припадками эпилептической и не–эпилептической (выделено мною, А. Я.) природы. Блокированные чувства, короче говоря, могут — во всяком случае, судя по картине ЭЭГ — провоцировать судороги. Это означает, что в расстроенном состоянии мозг может страдать от судорог, даже если их нет явно у его обладателя. Эти мозговые судороги могут затем порождать невротическое поведение и симптомы, которые своими причинами не отличаются от эпилептических припадков (согласно воззрениям Баркера, даже скопление газов в кишечнике может быть эквивалентом судорожного припадка). Поскольку при множестве расстройств можно наблюдать судорожные мозговые бури, постольку правомерен вопрос — не является ли такой симптом как заикание, эквивалентом эпилепсии. Не есть ли заикание, в этом случае, эпилепсия рта?»

Баркер указывает, что блокированные речь и чувства, сопровождающие эту речь, создают напряжение, которое находит путь к головному мозгу. Исходя из этого, можно поинтересоваться и тем, какой эффект произведут годы подавления речи и чувств. В исследовании Баркера важно то, что если кто‑то будет рассматривать исключительно электроэнцефалограммы, то он непременно придет к выводу, что как симптомы эпилепсии, так, скажем и заикания, вызываются нарушением образования электрических волн в головном мозге. Взглянуть на это дело шире означает обнаружить, что эти нарушения мозговой электрической активности возникают из‑за накопления блокированных чувств. Надо всегда обращать пристальное внимание на то, чтобы не путать причину заболевания с тем, что мы

измеряем. Так, если в крови и в моче больного шизофренией обнаруживаются какие‑то отклонения, то из этого вовсе не следует, что эти изменения являются причиной возникновения шизофрении.

Что особо подчеркивает Баркер в своей превосходной работе — это то, что во многих случаях девиантное поведение у разных больных коррелируете нарушением нормальной функции головного мозга, и что и то и другое — то есть, поведение и нарушение функций могут быть следствием блокированного чувства и вызванного этой блокадой нарастания напряжения. Это обстоятельство нагружает мозг «бременем» (термин Баркера), и эта нагрузка оказывается слишком велика для того, чтобы мозг мог функционировать гладко. В терминах первичной теории это означает, что функции мозга сдают, если мы, в своей жизни сталкиваемся с тем, что не можем интегрировать и усвоить в один момент, соответствующий первичной сцене. Это означает всего лишь то, что если мы не можем оставаться самими собой в какой‑то ситуации, то эта ситуация для нас просто никогда не заканчивается. Ситуация интерио- ризируется (то есть, уходит внутрь) в форме напряжения, которое находит путь к мозгу, где и нарушает его нормальные функции, разобщая их. Это может проявиться смутным нечетким мышлением, заиканием или эпилепсией. Или, в лучшем случае, случайным поведением, как например, бесцельным хождением.

Невротический синдром является идиосинкразическим разрешением внутренней борьбы пациента. И в этом смысле, стиль — это человек. Таким образом, ни один симптом не может иметь универсального значения. Так скрежетание зубами может иметь миллион значений. Для одной больного это означало «держаться за дорогую жизнь зубами», как она сама это объясняла. Для другого такой же скрежет означал ярость, которую было невозможно проявить открыто. Но для каждого больного его симптом имеет одно и только одно значение — то значение, какое симптом имеет для него одного. Поэтому мы не можем сказать, что существует тип больных, которые скрежещут зубами, и что те, кто это делает суть пассивно–зависимые, агрессивные и скрытые какие‑то или скрытые какие–нибудь

другие. Нету нас и никаких универсальных определений: только сам больной может сказать, что означает его симптом.

Существуют невротические симптомы, которые не мыслятся, например, как жалоба на малый рост. Обычно больные не ходят к психологам с жалобами на низкий рост. Но, проводя у таких больных терапию, мы узнаем, что развитие больного было заторможено не только в умственном плане, но также и в физическом. Мы видим, что на фоне проведения психотерапии больной вырос, и отсюда можем сделать заключение, что его низкоросл ость действительно была симптомом идиосинкразического разрешения внутренних противоречий, которые всю жизнь его мучили.

За прошедшие два года, я не помню случая, чтобы хоть у одного больного, прошедшего курс первичной психотерапии, вернулся его симптом, чего я не могу сказать о тех больных, которых я лечил будучи традиционным психотерапевтом. Почему? Потому что симптомы, по моему убеждению и оценке, зависят от напряжения. Симптомы не возвращаются, потому что отсутствует первичная боль, производящая напряжение. Нет пропасти, которая разъединяет тело и сознание. Короче говоря, нет ничего, что лежало бы под спудом, оказывая давление на организм.

Я мог бы составить бесконечный список симптомов, которые мне удалось устранить с помощью первичной терапии — от менструальных судорог до бронхиальной астмы. Но это было бы похоже на пропаганду первичной терапии как своего рода панацеи, что могло бы подорвать доверие к моему о ней рассказу. «Вот если бы вы рассказали мне о каких‑то своих неудачах, о каких‑то симптомах, которые невозможно убрать, — сказал мне один коллега, — то я смог бы с большим доверием отнестись к вашим поразительным заявлениям». Но дело в том, что первичная терапия, на самом деле, и должна убирать все без исключения симптомы, иначе было бы неверным исходное утверждение о том, что симптомы являются следствием первичной боли.

Вероятно, больной, прошедший курс первичной терапии, не страдающий от симптомов и напряжения, может казаться

каким‑то суперменом. Но в действительности суперменом стремится стать именно невротик — съедая в два раза больше еды, чем нужно, работая в два раза больше, чем может и употребляя удвоенную энергию для того, чтобы стать вдвойне несчастным.

Обсуждение