Звездные войны товарища Сталина. Орбита "сталинских соколов" - Владимир Перемолотов

Медленно (тут все делалось медленно) «Разин» коснулся осколка «Пугачева». На мгновение они словно слиплись. Сотни пудов железа без грохота коснулись друг друга, превращая энергию движения в силу смерти.

– Проклятый Ньютон! – заорал Федосей, когда от этого движения обломок изменил траекторию и полетел прямиком в станцию..

Профессор азартно вертелся в наблюдательной башне, просовывая голову в узкую щель между окуляром прицела и стеклянной стеной иллюминатора, стараясь выцелить второй корабль. Только предназначенный для удара по Земле аппарат, где перемещение луча регулировалось микрометрическим винтом, не мог угнаться за скачущими, как блохи, юркими большевистскими кораблями – после гибели первого те разлетелись в разные стороны и, беспорядочно кружа, рванули в верхнюю полусферу. Не оставляя попыток, Владимир Валентинович крутил штурвал наводки, наводя луч на уходящие к Луне корабли. Понятно было, что вряд ли он их достанет, но азарт заставлял…

Десяток секунд он пытался успеть, но разум, наконец, пересилил азарт, тем более что в окуляр попал надвигающийся на станцию обломок только что раскуроченного большевистского монстра.

– Всем держаться! – выкрикнул профессор, живо представляя себе последствия столкновения в мире, где вес отсутствовал.

Вися в воздухе, они не почувствовали удара, но спокойно плывущая в иллюминаторе Земля изменила движение, стала уходить сторону.

– Что там, профессор?

– Похоже, в нас врезались обломки корабля…

Не прошло и десятка секунд, как станцию сотряс новый удар. Профессор не удержался и соскользнул вниз. Его ударило о стену и понесло по кругу. Он сумел зацепиться и, вися на стене, крикнул.

– Держитесь! Нас бомбардируют обломки!

Не все смогли последовать этому совету.

Ротмистр, вращая руками, с глуповато-смущенной улыбкой (он наверняка казался себе нелепым) летел спиной вперед, даже не подозревая, что его там ждёт.

– Стой! Назад! – взревел князь, отлично видевший, куда несет товарища. Ротмистр завращал руками еще сильнее, но… Тут нужны были не руки, а крылья. В последний момент он обернулся, но сделать уже ничего не успел.

От удара кожух установки подскочил вверх, став похожим на раззявленную пасть Молоха, и зацепившегося за нижнюю часть лафета установки ротмистра опрокинуло внутрь. Удивленную и недоверчивую усмешку офицера затмила ярчайшая, ослепительная вспышка. Треск, словно ударила молния. Кто-то закричал, запахло горелым маслом. Князь едва успел стереть с глаз слезы от первой вспышки, как тут же последовала вторая. Из-под чудовищной установки вверх ударил толстый бело-голубой разряд. Воздух наэлектризовался, став сухим и колким. Волосы поднялись дыбом. Неестественно долго, секунды полторы жгут электрического огня плясал одним концом на груди мертвого офицера, а другим – упираясь в потолок станции.

В этом бедламе установка сама собой включилась, и невидимый энергетический луч обрушился на пространство.

– Рабочий режим, – закричал профессор. – Рубильник, откиньте рубильник!

Он полз по сотрясавшейся от ударов стене к пульту управления, но не успел.

Жар вольтовой дуги за это время расплавил внутренний слой станции, и сверху в рубку хлынул поток пепла. Поняв, что дело плохо, профессор бросился в опускающуюся черноту, чтоб заткнуть пробоину телом, но, едва влетев в облако, с криком вылетел обратно, тряся обожженными руками и кашляя.

А сверху на него рушились и рушились килограммы пепла, заливая боевую рубку темнотой и кашлем.

Кашель, хрип, электрический треск. Неудержимо дерет горло.

Князь, зацепившись за переборку, отбросил себя в коридор и вздохнул чистого воздуха. Пепел сюда еще не добрался. Но обязательно доберется.

Что-то изменилось. Что? Ах да… Тяжесть. Ноги непривычно прижимались к полу, хотя какой тут пол? Под ногами оказалась дверь в соседний отсек. Станцию крутило, и центробежная сила превратилась для них в силу тяжести. Для них и для сотен килограммов пепла.

Черное облако разрасталось, словно кто-то, до сих пор прятавшийся наверху, надувал огромный черный пузырь. Десяток секунд оно медленно распухало, а потом, вдруг, в одно мгновение обрушилось вниз.

Станция вращалась, и сила тяжести меняла направление. Путь к спасению теперь напоминал широкую спираль – то они бежали по полу, то по стене, то по потолку. А следом той же незамысловатой кривой, след в след, тек пепел. Спеша выбраться наружу, люди даже не подумали, что их ждет. Там все было проще и страшнее – невидимый луч установки профессора Иоффе резал пространство и материю. Первый удар пришелся по Земле, по острову Сахалин.

… До бухты оставалось не более получаса хода. Десятки раз швартовавшаяся там команда «Кессин-мару 8» чувствовала каждую минуту, подгадывая сборы к тому моменту, когда сходни протянутся на берег. Все это делалось не раз и не два. Чанг аккуратно складывал в мешок подарки, что вез семье, в который раз прикидывая – не забыл ли кого. Полюбовавшись новой курительной трубкой, он протянул руку, чтоб вернуть её в коробку, когда корабль задрожал и накренился. Чанга отбросило к двери, и он спиной, как это бывало в смешных фильмах белых людей, что он видел в Сан-Франциско, покатился по коридору. Оказывается, это было не так весело, как в кино, и не понравилось не только ему!

В воздухе висели крики и проклятья. Каждый, кто не откусил язык, крыл рулевого, вспоминая на пяти языках дурные привычки и самого рулевого, и его ближайших родственников. Команда хоть и находилась на японском судне, все ж была интернациональной.

Через пару минут, кряхтя от боли, Чанг выполз на палубу, сжимая в кулаке обломки никому не доставшегося подарка. Там злые моряки обступили рулевого, а тот, бледный как покойник, все тыкал за борт трясущейся рукой, тихонько подвывая. Даже с одного взгляда видно было, что ему так плохо, что хуже – только убить.

Чанг не поленился, перегнулся поглядеть на его оправдания. Море под ними потеряло свой цвет и длинной волнующейся прямой соединяло корабль с берегом.

А там, где на мысу всегда стоял высоченный утес, теперь не стояло ничего.

Только дым и раскаленное до красноты каменное крошево…

Станция повернулась, и луч вновь хлестнул по Земле.

… За окном поезда тянулось бесконечное, уходящее за горизонт рисовое поле.

Кое-где на нем виднелись фигурки крестьян, копошившиеся в иле. Их было немного, и это подчеркивало бесконечность предстоящего труда. Они словно по колено стояли в зеркале. Хотя солнца из-за туч почти не было видно, серебристый блеск спокойной воды слепил глаза. В ней отражались облака и яркое пятно скрытого солнца.