Короткие интервью с подонками - Дэвид Фостер Уоллес

Вопрос.

Конечно, это может показаться причудливым с точки зрения того, как мало логики в представлении о том, что болезненный юнец пробуждает сексуальную страсть одним движением руки. Я правда не имею ответа. Сверхъестественная сила руки, возможно, была Первой Посылкой или аксиомой фантазии, сама по себе она была неоспоримой, но после нее все остальное обязано было происходить рационально и согласовываться. Здесь, думаю, я должен был сказать, что это Первая Посылка. И все обязано с ней согласовываться, ведь я был сыном великого человека государственной науки – то есть если в условиях фантазии мне попадалось логическое противоречие, то оно требовало решения, непротиворечащего рамочной логике силы моей руки, и за это я нес ответственность. Иначе меня начинали отвлекать грызущие мысли о противоречии, и я был не в силах мастурбировать. Для вас это понимаемо? Этим я хочу сказать следующее: то, что началось с детской фантазии о безграничной силе, стало серией проблем, сложностей, противоречий и ответственностей за создание рабочих, внутренне непротиворечивых решений всего этого. Именно эти ответственности затем быстро расширились и стали слишком невероятными даже внутри фантазии, чтобы разрешить снова пользоваться истинной силой любого типа, тем самым ввергнув меня в обстоятельства, которые вы слишком ясно видите теперь.

Вопрос.

Для меня истинная проблема начинается в скором понимании, что Государственный спортивный зал на самом деле публичен, открыт для всего персонала поста с должной документацией, кто хотел упражняться: следовательно, в любой момент кто угодно мог с легкостью войти в помещение посреди соблазнения рукой, засвидетельствовав сношение посреди сюрреалистической сцены остановившихся, нечувствительных атлетов. Для меня это было неприемлемо.

Вопрос.

Не столько из-за страха, что меня поймают или разоблачат, как беспокоилась Элизабет Монтгомери в передаче, но скорее из-за того, что для меня это представляло выбившуюся нитку в полотне силы, которую, конечно, символизировала фантазия мастурбации. Казалось нелепым, что я, чья сила кругового жеста рукой над физикой и сексуальностью зала так абсолютна, вынужден терпеть вмешательство любого случайного военного, который забредет снаружи, желая заняться калистеникой. Это был изначальный сигнал того, что метафизические силы моей руки, хотя и сверхъестественные, были тем не менее слишком ограниченными. Скоро мне пришло на ум еще более серьезное противоречие в фантазии. Ибо недвижимый, слепой персонал в зале для упражнений – когда мы с подчинившейся силе женщиной моего выбора уже пресытились друг другом, оделись и вернулись к нашим двум позициям друг напротив друга в широком зале, чтобы теперь от нее – от ее воспоминания об интервале, теперь, осталось только расплывчатое, но сильное эротическое влечение к бледному мальчику, читающему напротив, что разрешит сексуальным отношениям произойти вновь в любом будущем моменте по моему выбору, и я исполнил обратный, второй жест рукой, разрешивший продолжиться движению времени и сознания в помещении, – теперь возобновленный персонал посреди своих упражнений поймет, осознал я, лишь взглянув на наручные часы они поймут, что минуло необъяснимое количество времени. Следовательно, реально они были не в полном беспамятстве и понимали, что случилось что-то необычное. Например, и мой брат, и наша мать носили наручные часы «Победа». Свидетели не были по-настоящему в беспамятстве. Это противоречие было неприемлемо в логике фантазии об абсолютной силе, и скоро совершить успешную мастурбацию, представляя ее, стало невозможно. Вы можете сказать «помеха». Но это что-то большее, да?

Вопрос.

Первым решением было расширить воображаемые силы руки, остановить все хронометры, настенные и наручные часы в этом помещении, пока не случилось грызущее осознание, что стоит персоналу из зала покинуть Государственный спортивный зал и вернуться в наружное течение жизни военного поста вовне, как первый же взгляд на любые другие часы – или, например, выволочка из-за опоздания на встречу со старшим – все это снова привело бы их к осознанию, что произошло нечто странное и необъяснимое, и это вновь компрометировало посылку, будто все пребывают в беспамятстве. Меня начала грызть мысль, что это еще более серьезное противоречие в фантазии. Несмотря на круговой жест и короткий проигрыш арфы, сопровождавший его силу, я отнюдь, как наивно полагал вначале, не побуждал течение времени прекратиться и не извлекал самого себя и привороженных атлетических женщин из физики времени. Пытаясь мастурбировать, я был слишком взбудоражен тем, что сила моей фантазии на самом деле преуспевала в задержке лишь поверхностной видимости времени, и то только в пределах ограниченного пространства Государственного спортивного зала фантазии. Именно в это время труд воображения над фантазией о силе стал экспоненциально сложнее. Ибо в пределах рамочной логики моей фантастической силы мне теперь требовалось, чтобы этот круговой жест руки задерживал все время и останавливал весь персонал целого военного поста, которого это помещение было частью. Логика этой необходимости казалась очевидной. Но также неполной.

Вопрос.

Великолепно, да. Вы видите, к чему все идет, эта логическая проблема, чья окружность расширяется с каждым решением, раскрывая дальнейшие противоречия и дальнейшие необходимости для действия силы в моей фантазии. Ибо, да, поскольку посты, на которые нас приводил компьютерный долг отца, находились в стратегической коммуникации с целым оборонным аппаратом государства, тем самым мне скоро требовалось фантазировать, что один только жест руки – имевший место в одном только мрачном сибирском оборонном аванпосте и ради очарования воли лишь одной женщины-программистки или конторской помощницы – тем не менее, теперь он должен был достичь мгновенной остановки целого государства, удержать время и сознание почти двухсот миллионов граждан посреди каких бы то ни было действий, способных вторгнуться в мое воображение, – действий таких разнообразных, как очистка яблока, преодоление перекрестка, починка башмака, погребение детского гробика, разработка траектории, сношение, извлечение готовой стали из промышленной домны и так далее, нескончаемые и бессчетные разли…

Вопрос.

Да-да, и поскольку само государство существовало в близком идеологическом и оборонном альянсе со многими соседними государствами-сателлитами и, конечно, находилось в коммуникации и торговле с неисчислимыми странами прочего мира, я слишком быстро, будучи подростком, пытаясь всего лишь украдкой мастурбировать, обнаружил, что моя единственная фантазия о неизвестном соблазнении вне времени требовала, чтобы единственным жестом руки останавливалось все население мира, все часы и занятия целого мира, от выращивания ямса в Нигерии до покупки синих джинсов и рок-н-ролла богатых западников, и далее, далее… и вы, конечно, видите, да, не только человеческое движение и измерение времени, но и, конечно, само движение земных облаков, океанов и преобладающих ветров, ибо едва ли разумно реанимировать к сознанию земное население в возобновленные два часа дня, если приливы и погоды, чьи циклы научно классифицированы до мельчайших деталей, теперь пребывают в состоянии, отвечающем трем или четырем часам дня. Вот что я имел в виду, говоря об ответственности, которая приходит с подобной силой, – ответственности, которую американская передача «Моя жена меня приворожила» во время моих детских просмотров целиком подавляла и отрицала. Ибо этот труд по остановке и удержанию каждого элемента природного мира земли, что вторгся ко мне, случился озарением, пока я лишь пытался вообразить привлекательные, атлетические, неконтролируемые крики страсти на продавленном мате, – этот труд воображения стал для меня изнурительным. Фантазии мастурбации, ранее занимавшие только пятнадцать коротких минут, теперь требовали многих часов и огромных мыслительных трудов. Мое здоровье, и так нехорошее, в этой период драматическим образом ухудшилось в той мере, что я был часто прикован к постели и отсутствовал в школе и в Государственных спортивных залах, которые мой брат посещал с моей матерью после школьного периода времени. Также в это время мой брат начал становиться профессиональным тяжелоатлетом в малых категориях своих возраста и веса, участвовал в соревнованиях по тяжести, которые часто посещала наша мать, путешествуя наряду с ним, пока мой отец оставался на службе с программами прицеливания, а я – один в постели в нашей пустой квартире на несколько дней подряд. Большая часть времени в постели в нашей комнате в их отсутствие все чаще посвящалась не мастурбации, но труду воображения, я конструировал достаточно неподвижную и атемпоральную планету Земля, чтобы разрешить моим фантазиям просто существовать. Теперь я на самом деле не помню, требовала ли подразумеваемая доктрина американской передачи, чтобы круговое движение рукой Элизабет Монтгомери деанимировало все человечество и природный мир вне пригородного коттеджа, где она проживала с Дарионом. Но я живо помню, что позже в детстве, под конец доступности американской передачи приемникам на Алеутах, роль Дариона принял новый, другой телевизионный исполнитель, и помню мое замешательство, даже будучи ребенком, из-за противоречия, что Элизабет Монтгомери не могла распознать, что ее сексуальный партнер и предприниматель был теперь совершенно другой человек. Он был совсем непохожий, и все же она как будто оставалась в беспамятстве! Для меня это стало причиной большого расстройства. Конечно, также всегда стоял вопрос солнца.