Малый ледниковый период. Как климат изменил историю, 1300–1850 - Брайан Фейган

Серр выступал против сдачи земли арендаторам, которых он считал ненадежными и способными испортить землю. По его мнению, собственник должен сам руководить хозяйством и контролировать работников, чтобы получать максимальную прибыль. Это стало бы хорошей страховкой на случай неурожайных лет и снизило бы риск голода и бунтов. Серр также уделял много внимания трудовым отношениям. Он верил в гармонию на ферме. Землевладелец, «глава семьи», должен быть трудолюбив и заботлив, предусмотрителен и бережлив. Он обязан относиться доброжелательно и с уважением к своим работникам и их домочадцам, особенно в голодные или неблагополучные годы. Он не должен питать иллюзий по отношению к временным наемным рабочим: их необходимо постоянно загружать работой, поскольку эти люди, как правило, грубы и жадны[191].

Хотя труд Серра был широко известен в XVII веке, мало кто следовал его рекомендациям. Бóльшая часть земли передавалась арендаторам или издольщикам, которые обрабатывали ее вместе со своими семьями и наемными помощниками. Французское сельское хозяйство было далеко от стагнации, но равнодушие многих землевладельцев, а также социальная пропасть между богачами благородного происхождения и неимущими препятствовали широкомасштабным реформам. Причиной социальной пропасти были исторические условия, старинные феодальные обычаи, предвзятое отношение к труду и страх перед бедняками, которые, по распространенному мнению, жили «как звери».

В XVIII веке существовал огромный слой полунищих земледельцев, которые вынуждены были платить непосильные налоги и которых безучастные к их судьбе дворяне лишили возможности пользоваться общинными землями. Большинство из этих крестьян жили от урожая к урожаю и полностью зависели от погоды и деспотии властей. Страх перед голодом преследовал их постоянно. Продовольственные кризисы были неотъемлемой частью политической жизни, а хлебные бунты подавлялись с предельной жестокостью.

* * *

Король-Солнце Людовик XIV в течение 73 лет, с 1643 по 1715 год, правил самым могущественным государством Европы, а о великолепии его двора слагались легенды[192]. Он был абсолютным монархом, символом своего времени, чистейшим воплощением верховной власти. «Государство – это я», – провозгласил он однажды и, похоже, искренне в это верил[193]. Людовик не терпел ни малейших возражений, обходился без каких-либо законодательных органов и использовал свои таланты для создания образа совершенного правителя. Его роскошный дворец в Версале близ Парижа был сценой для ослепительных зрелищ, призванных произвести впечатление почти сверхъестественного могущества. Королевские балы, балеты, концерты, фестивали, охоты и фейерверки укрепляли его связи с аристократией, служившей ему и государству. «Возвеличивание себя – самое достойное и приятное из занятий властителей», – писал король маркизу де Виллару в 1688 году[194]. Людовику это удавалось прекрасно.

Людовик XIV и его преемники, Людовик XV (1715–1774) и Людовик XVI (1774–1793), были умными людьми, но не являлись лидерами-реформаторами со свежими идеями. Ближайшие сподвижники короля плели интриги, направленные против серьезных изменений в экономике и политике. Даже более решительному правителю, чем Король-Солнце, было бы трудно реформировать систему, основанную на тайных сговорах и привилегиях. Те, кто имел доступ к ушам монарха, были особенно заинтересованы в сохранении статус-кво. Теоретически от имени короля власть осуществляли интенданты – должностные лица на местах, подчинявшиеся центральному правительству. Управленческий механизм был прост, но буксовал из-за неэффективности, малодушия и инертности 50 с лишним тысяч алчных и коррумпированных королевских чиновников. Бóльшая часть дворянства, «второго сословия», интересовалась землей лишь как источником дохода; чаще всего она доставалась им по старинным феодальным правам, порой столь же загадочным, как право устанавливать флюгер или собирать в лесах желуди.

Но даже большее внимание аристократии не помогло бы сельскому хозяйству Франции. Хлеб был безжалостным тираном, державшим в экономическом рабстве производителей, скупщиков, перевозчиков и потребителей. Французское крестьянство по большей части воротило нос от картофеля и других новых продуктов, полагаясь на зерно для пропитания и виноград для продажи.

Королевские министры проявляли значительный интерес к текстилю и другим промышленным товарам, а также к внешней торговле, но сельским хозяйством они, как правило, пренебрегали. В первую очередь они заботились о том, чтобы предотвратить народные волнения и подавить недовольство, поддерживая низкие цены на хлеб, при необходимости – за счет импорта зерна. В это же время король обложил подданных огромными налогами, чтобы оплачивать свои огромные расходы и постоянные военные кампании. Между 1670 и 1700 годами, когда Людовик XIV почти непрерывно воевал с соседями, холодная и непредсказуемая погода приводила к частым неурожаям и сокращению аграрного производства.

Очень холодные зимы конца XVII века застали Францию неготовой к продовольственному дефициту. Продуктивность сельского хозяйства серьезно снизилась после 1680 года, а затем катастрофически упала в сырые и холодные 1687–1701 годы. Цены на зерно достигли максимальных значений за весь XVII век, что спровоцировало череду тяжелейших кризисов. На бóльшую часть Франции и Северной Европы обрушился страшный голод, хуже которого не было с 1661 года. Англия пострадала не так сильно – благодаря более высокой производительности сельского хозяйства, разнообразию культур, налаженному импорту из балтийских стран и передовым технологиям земледелия и животноводства. Большинство французских крестьян слишком сильно зависели от пшеницы, которая была особенно уязвима к проливным дождям. К тому же фламандские аграрные методы и кормовые растения не приживались на жарком засушливом юге. Привыкнув за долгое время к относительно мягкому климату, хлеборобы оказались неготовы к годам холода и сырости, когда виноград не созревал до самого ноября. После каждого неурожая нехватка зерна давала о себе знать незамедлительно. Многие бедняки пекли хлеб из молотой ореховой скорлупы с ячменной и овсяной мукой. Один чиновник из Лимузена написал пророческие слова: «После Великого поста люди будут голодать»[195]. Бездомные, нищие и безработные множились как грибы после дождя. Провинции и приходы придерживали запасы зерна, чтобы удовлетворять постоянные нужды армии, в то время как целые общины голодали. Вспыхивали хлебные бунты, однако лишь немногие из крестьян связывали голод с действиями властей. Эта аполитичность была самой надежной защитой для деспотии.