Подручный смерти - Гордон Хафтон

Я громко закричал от ужаса.

Покончив со своей скудной трапезой, я сложил тарелки на поднос. Смерть предложил мне пообедать в столовой, но я предпочел уединение. Я сделал себе тосты и ушел в спальню, надеясь, что еда поможет избавиться от накатывающей тошноты. Но после еды стало только хуже.

Я поставил поднос в центр комнаты. Пол приподнялся ему навстречу. Из коридора долетели раскаты хохота. Смеялся Война. Когда мы возвращались к машине, он запугал ребенка, отнял у него бутылку воды и залил минералку в радиатор «метро». При воспоминании об этом к горлу подступил комок желчи. Я встал, потолок опустился. Я направился к шкафу с одеждой, и на меня со всех сторон медленно двинулись стены, приближаясь дюйм за дюймом; и не успел я открыть дверцу, чтобы выбрать одежду на следующий день, как упал в обморок.

* * *

Меня привел в чувство стук – такой слабый, что я решил, будто показалось, пока не постучали еще раз. Я не отвечал. Я все так же лежал на полу в позе эмбриона. Я видел во сне смерть сегодняшних клиентов, и ощущение от сна не проходило. В душе я понимал, что такой конец – не самая подходящая кульминация моей службы в Агентстве. Разум нашептывал какие-то дурацкие метафоры: безумная страсть, выход за грань, саморазрушение, но у меня были веские причины не слушать его. Во-первых, сильное ощущение, что примерно так оборвалась моя жизнь много лет назад, а во-вторых, мне совершенно не хотелось пережить это снова.

Постучали в третий раз.

– Кто там?

– Глад.

– Минутку. – Я встал на колени, затем медленно поднялся. – Входите.

Он отпер дверь, слегка приоткрыл ее и протиснулся в щель.

– С тобой все в порядке?

– Да, все отлично.

В ответ он мило улыбнулся. Вылитый Носферату под «прозаком».

* * *

Бог, каким я его видел в детстве, был очень похож на Глада. Я не желал видеть Бога в классическом образе седого старичка с пушистой бородой, в длинной белой тоге и кожаных сандалиях. Я предпочитал представлять его утонченным лысеющим джентльменом-интеллектуалом, небрежно одетым, несколько зловещим, с извращенным чувством юмора… С тех пор я всегда имел собственный взгляд на мир и болезненно воспринимал все, что ему противоречило.

Когда я вырос, мой образ Бога изменился. Постепенно его лицо скрылось под маской – жесткой, с застывшим выражением, огромной и могущественной маской. Лет в пятнадцать я понял, что я больше не вижу самого Бога – лишь его твердокаменную личину. С той поры и до самой смерти я так и не понял, то ли Он умер, то ли просто играет со мной в прятки. Отвлеченная вера у меня еще оставалась – слишком стойким оказался образ джентльмена-интеллектуала. Но она была очень уязвимой и значения уже не имела.

Вот так. Живешь, умираешь, ищешь истину, а истина в том, чего я по-прежнему не знаю. Как и все люди, мертвые тоже дожидаются подтверждения, что Бог существует. Жизнь после смерти, конечно, есть, но вот есть ли в ней бородатый в сандалиях, я сказать не могу.

Какое разочарование!

* * *

– Завтра мы будем работать вместе, – сказал наконец Глад.

Он был так бледен, что я заподозрил, не загримировал ли он те места, где оставались хоть какие-то следы здоровья.

– Решил тебя проведать.

– Нуда…

– Нас толком и не познакомили, – сказал он, протягивая растопыренные пальцы. Его пожатие было таким слабым, будто я пожимал перчатку. – Признаться, друзей у меня немного.

– В этом мы похожи.

Он засмеялся, но так коротко и вымученно, будто вздохнул.

– Тяжело быть зомби, когда привык лежать в гробу.

Я кивнул и сел на кровать.

– Как тебе здесь?

– Даже не знаю. – Я подавил приступ тошноты. – Все такое… запутанное.

– Так всегда. У новых стажеров. Это понятно.

– Но больше всего меня смущает то, почему я здесь. В смысле – почему я?

– Дело случая, – ответил он. – Дьявольская лотерея. Выпал твой номер.

Он облизал губы розовым тонким, словно змеиным, языком.

– И Гадес, конечно. – Он глянул на меня искоса, наверное, пытаясь понять, интересно ли мне.

– Я слышал.

– Разодрали в клочья. Кишки наружу.

– Жуткая история.

– Хуже того. Один из редких способов, которым можно убить бессмертного.

– Бедняга.

Он согласно кивнул и присел на край кресла.

– Темная история. Сначала казалось, что это дело зубов Цербера, но не все так просто. Кто-то его натравил. – Он понизил голос: – Смерть Гадеса не любил. Не выносил, что тот ходит за ним повсюду. Шкода в то утро приготовил медовый пряник с маком. Наверное, от него до сих пор пахнет… Война вышел к завтраку только в пол-одиннадцатого. Так и не сказал толком, где пропадал… В одиннадцать Мор играл с Цербером в саду. – Он опять перешел на нормальный тон. – Мог быть любой из них.

– А если это просто несчастный случай?

– Нет. Редкий случай – несчастный.

Я помолчал.

– А чем вы были заняты?

Мой вопрос его не задел.

– Готовил завтрак. Гадес не был мне ни врагом, ни другом. Как и все.

Я подумал, узнаю ли я когда-нибудь правду о бывшем помощнике Смерти. У меня имелись подозрения, но точные обстоятельства его гибели все еще оставались загадкой.

– Я вижу, ты закончил, – сказал Глад, указывая на поднос. Я кивнул, и он поднял его. Когда он направился к двери, я неудержимо захотел с ним чем-нибудь поделиться. Я ощутил – без всякой видимой причины – духовное родство с ним.

– Рассказать мой самый любимый при жизни анекдот?

Он остановился. Улыбнулся.

– Люблю анекдоты. Расскажи.

– Значит, так, – начал я, прокашлявшись. – Крокодил заходит в бар и заказывает выпивку. Бармен ему говорит… «Чего морду вытянул?»

Я подождал.

– Когда нужно было смеяться? – спросил он.

Проснулся я муравьем.

Меня выпустили из пакета. Разрешили гулять семь дней в пределах одной лесной лужайки. Под началом Смерти я выполнял для Агентства кое-какую несложную работу.

Если я ослушаюсь, меня раздавят.

Я переоделся и поспешил в столовую, чувствуя себя почти Грегором Замзой из «Превращения». Подойдя к двери, я не услышал ни единого звука. Я робко постучал по деревянному косяку.

Ответа нет.