Опасная седина монет - Валерий Пушной

— За что ребят погубил?!

С двух сторон от Глеба сидели подручные Дусева, упирая Корозову в бока стволы. В спортивных куртках, с безмолвием на пустых лицах. У того, что справа, заплыл глаз, Глеб удовлетворенно отметил свою работу. На душе стало легче. С переднего места, приподняв подбородок, полуобернулся Папа. Властно произнес:

— Вот что, мужик, ты не мент, а я не зек перед тобой! Здесь игра будет по моим правилам! Вопросы задавай своей метелке! А мне отвечай!

— Ты не ломай комедию передо мной! — чувствуя боль в спине, отозвался Глеб. — Я тебя не боюсь!

— Страх приходит не сразу, — выпятил тонкие губы Дусев. — Он появляется в час икс, как аппетит во время еды! Твой час икс уже приближается! Страх придет, когда жизнь повиснет на волоске!

— Выходит, час икс ты намечал вчера, когда твои стервецы притащили взрывчатку в мой дом? Сорвалось. И знаешь почему, Папа? Потому что ты обыкновенный примитивный пакостник. Исподтишка и из-за угла. Амбиции у тебя перехлестывают твои мозги. — Глеб хорошо знал о версии Акламина, что взрывчатку на грудь Ольге прикрепили люди не Дусева, что кто-то третий действует параллельно с Папой, руководствуясь тем же мотивом. Сам Корозов тоже начинал склоняться к этой версии. Но сейчас представилась возможность выяснить точно, и он решил это сделать.

На слова Глеба Дусев отреагировал с некоторым удивлением. Собрал морщинки вокруг глаз:

— Я не брезгую никакими методами, когда иду к цели, — сказал четко тоном, не терпящим возражений, — но взрывчатки — это не моя стихия! — Усмехнулся, тяжелое, как монолит, лицо, казалось, сделалось еще тяжелее. — Я не террорист! — Помолчал. — Получается, что ты кому-то еще наступил на мозоль! Многим ты, выходит, насолил, мужик! Мешаешь людям жить! Топчешься у всех под ногами. Почему ты такой неуживчивый? Получается, пока тебя другие не отправили на тот свет, мы должны с тобой сейчас решить наш вопрос. А потом топай на все четыре стороны, потом твоя шкура меня не интересует.

— Странно все, — усмехнулся Глеб, чуть подаваясь вперед.

— В чем странность? — не понял Дусев. — В том, что я хочу получить свое?

— В том, что и другие требуют от меня то же, что и ты! Как это объяснишь? Почему за твоим охотятся другие?

В ответ наступила долгая пауза. Дусев отвернулся, скрестил руки на груди, хмуро уставился в лобовое стекло, краснея белками глаз. Что он видел за стеклом, куда смотрел, о чем думал, понять было невозможно. Но пока он так смотрел, никто из его подручных не пошевелился. Наконец Папа оторвался от стекла, спросил, не поворачивая головы:

— Охотники, говоришь, появились? Ну что ж, значит, я на верном пути.

Получалось, что версия Акламина подтверждалась: на этот раз Дусев не организовывал нападения на квартиру.

— Повторяю: я требую от тебя вернуть мне мою коллекцию монет! Ты взял чужое! Отдай, не искушай судьбу!

Внимательно посмотрев через стекло на улицу, не давая Дусеву никакого ответа, Глеб поинтересовался:

— Куда ты меня везешь? — И, тоже не получив ответа от Папы, проговорил: — Я, в отличие от тебя, приучен с детства никогда не брать чужого! А потому мне никогда не нужно никому ничего возвращать!

— Ты неразумен, — неодобрительно покачал головой Дусев. — У тебя было время подумать. Но ты не воспользовался им. Жаль. — Резко обернулся, жестко глянул на подручного, сидевшего слева от Корозова.

Тот зашевелился, убирая пистолет за спину. Чуть отодвинулся от Глеба к двери и нанес сильный удар кулаком ему по лицу. Голову Корозова отбросило к спинке сиденья. Он откачнулся в сторону, придавив второго подельника, но следующий удар заставил его выплеснуть из себя взрыв. В тесном замкнутом пространстве ему трудно было работать кулаками, и он ударил подручного Папы локтем по ребрам. Ударил так сильно, насколько удалось. Получилось удачно, потому что парень охнул и захрипел сквозь зубы.

Чувствуя на разбитых губах соль крови, Глеб рванулся вперед и смял в кулаке ворот белой рубахи Дусева, пытаясь схватить того за горло. Не удалось — Папа откачнулся.

С другого бока на Корозова обрушился новый удар парня с заплывшим глазом.

За ворот рубахи Глеб потянул Папу на себя. Если бы не эта чертова спинка переднего сиденья, он бы сдавил сейчас горло Дусеву так, что оно затрещало б на весь салон. Но еще один удар заставил Корозова отпустить ворот рубахи. Глеб повернулся к подручному Папы, потянулся к его глотке и получил удары по ребрам с другой стороны.

Поправив смятый ворот рубахи, Дусев нащупал порванную ткань. Глянув в зеркало, увидал выдранные пуговицы. Угрожающе обернулся:

— Я предупреждал тебя, мужик!

В кармане пиджака Корозова в этот миг зазвонил сотовый телефон. Подручный Папы проворно сунул туда руку, выхватил телефон, пошарил по другим карманам и все передал Папе. Тот не глядя бросил в бардачок. Избитый Глеб шумно хрипло дышал, откинувшись на спинку сиденья. Голова тупо шумела, тело стало неповоротливым и непослушным. Боль расползлась по всем уголкам. Подручные, смотря на Папу, ждали новой команды.

Машину остановили в каком-то тупике, среди полуразрушенных стен и заборов, где никого, кроме них, не было. Папа молчал — он ждал, когда Корозов немного очухается. Недоволен был, что парни немного переусердствовали; нужно было избивать так, чтобы Корозов не терял способности мыслить.

Снова скрестив на груди руки, Дусев задумчиво смотрел в одну точку на черной панели авто. Оторвался от своих мыслей, когда услыхал сзади глуховатый голос Корозова. Тот шевелил разбитыми губами:

— Советую самому сдаться полиции. Хуже будет, если тебя притащат туда за шиворот.

— Ожил? — оглянулся Папа. — Вижу, не собираешься выполнять мои требования? Ничего, заговоришь, когда заглянешь в глаза смерти! Они у нее бездонные, а глотка прожорливая. А ты жить хочешь, как все хотят. Глаза выдают тебя. Даю тебе еще пять минут на раздумья. Подумай: стоит ли из-за монет расставаться с жизнью? Жизнь, конечно, отвратительна, подла и безобразна. Но, к сожалению, лучше нее ничего нет. Даже бог не смог ничего лучше придумать. Говорят, у него где-то там есть рай. Но никто не видел его и не знает, насколько он хорош и есть ли он вообще, этот рай. Зато в этой уродливой жизни человек сам для себя может устроить рай. Его он может сотворить своими руками. Но для этого нужно жить, мужик. Жить, а не подохнуть в этом навозе! Так что ты решаешь? Пять минут прошло. Отдаешь монеты, или моим парням разговор с тобой продолжить?

— Нет у меня никаких монет! — отозвался Глеб, сжимая кулаки.

— Зря ты так, мужик, зря! — с раздражением бросил Дусев. — Они не принесут тебе счастья! — Папа кинул взор на подручного. — Продолжайте!

Кулаки подельников опять заработали, но на этот раз лицу и голове Корозова доставалось реже. Зато ребра, грудь и живот стали одним большим синяком, как будто их освинцевали, даже перестала чувствоваться боль — притупилась. Какое-то время Глеб пытался сопротивляться, пока не отключилось сознание.