Пленница Вепря - Виктория Волкова

— Они загрызут меня, — вопит Марьинский. — Родя, пожалуйста!

— Зайдите в сарай, — шепчу я жене и детям, когда от крыльца раздается выстрел. Заплаканная Ольга выбегает с пистолетом.

— Отпустите его, — кричит истошно. Но тут же получает от подоспевшей сзади Марины скалкой по спине и, обронив пистолет, падает в руки охраны.

— Вот это настоящая провокация, — усмехаюсь я, показывая на парочку, лежащую на плитке. — Сразу всех взяли. Молодец, Лайма, ты сегодня молодчина, — заявляю я, трепля собаку по холке.

— Родя, — зовет меня жена. — Ты можешь считать меня сумасшедшей, — азартно восклицает она, — но Валера лично задушил Канскую, а взрывчатку в букет подложила Ольга. На Люка напал их сообщник. Он работает у тебя в клубе. Невысокий такой… Со шрамом на левой руке.

— Как ты догадалась, дрянь? — приподняв голову, искренне изумляется Марьинский. — Знать бы, что ты представляешь опасность, придушил бы…Но кто ж думал, что Вепрь женится на тебе и купит участок…

— Дался он тебе, — хмыкаю я и неожиданно замечаю, как глаза жены наполняются слезами.

— Я уже говорила тебе, — всхлипывает она, обнимая детей, — там место гиблое, и веет смертью. Срочно вызывай полицию и начинайте копать. Мне участок Канской напоминает кладбище.

— Что ты несешь, дура? — орет Марьинский. — Это наследство мое!

— Дебил, — морщусь я и, повернувшись к Приору, командую. — Делай, как она говорит.

И всеми фибрами души ощущаю полное доверие к любимой.

Вместе с женой и детьми я захожу в дом, тяжело поднимаясь по ступенькам.

— А почему ты не можешь вот так же увидеть, кто тебя подставил с цветочным бизнесом? — бурчу я, прекрасно зная, что все сказанное Майей подтвердит полиция.

— Ну, я-то уверена в своей невиновности, — улыбается жена и вполне серьезно заявляет. — Завтра поедем к Люку и по пути заскочим в банк и ко мне в квартиру…

— Конечно, — легкомысленно соглашаюсь, даже не подозревая, какой сюрприз готовит мне судьба.

Этот и следующий день я провожу в полиции. Даю показания о происшедшем и вместе Павкой и его коллегами наблюдаю, как экскаватор перекапывает мою новую землицу. Замираю, когда ковш стучит по чему-то твердому. И через час убеждаюсь, что моя жена оказалась права. Почти весь участок напоминает кладбище. И я в который раз за сегодня вспоминаю Майку. Только благодаря ей мне удалось избежать грандиозной подставы. Наверняка Маргарита Семеновна не знала, какой жуткий сюрприз таит участок, доставшийся ей от мужа. Я с трудом припоминаю ее рассказ о споре Альбертика с криминальным авторитетом, вздумавшим на старости лет получить высшее образование. Канский хотел отчислить его, а Имар — получить корочки. Победил, конечно, наш придурковатый Ломоносов. И в качестве прощального подарка подарил профессору, как любимому преподавателю, кусок земли.

«Отличный ход, твою мать! — мысленно восторгаюсь я тонкой местью старого пахана. Сам он, конечно, давно уже покоится на местном кладбище. Ушел раньше Альбертика и, увы, насладиться холодным блюдом не успел.

— А какая была фамилия у Имара? — подняв воротник куртки, негромко интересуюсь я у Пашки. Инстинктивно вжимаю голову в плечи, стараясь хоть как-то спрятаться от пронизывающего ветра.

— Иван Марьинский, папаша шибанутого доктора, — мрачно усмехается Щетинин. — Я думал, ты знаешь, — тянет он задумчиво и в ужасе смотрит на четыре гроба, установленные рядком вдоль забора. — Твою мать, зверюга, — рычит недовольно. — Так меня подставить…

— Скажи спасибо своей бывшей соседке, — отмахиваюсь я и вместе с Приором бреду к выходу.

— Что теперь с землей делать, Родя? — ухает он как филин. — Народ у нас суеверный, никто в торговый центр не сунется…

— Фигня хотел церковь построить, — нерешительно бросаю я, сам еще не понимая, как хочу поступить. Едем к Люку, Миха, — велю водителю и неожиданно испытываю самую настоящую радость. Нет, кошмар с улицы Скобелева будет преследовать меня еще долго. Но я действительно рад. Никто из моего окружения меня не предал. Только Ольга с Валерой, пара идиотов-любовников. Мне не понять, зачем Валере понадобился участок. Но скорее всего он просто не знал, какую кашу заварил его папаша-бандит. Наверное, хотел обезопасить мальца, когда понял, что такие, как он сам, обречены на вымирание. А сынок постарался отыскать ту самую кучу навоза и упасть в нее лицом.

— Нам бы еще найти истинных владельцев сайта, — тихо говорю я Приору. Он кивает, понимая меня с полуслова.

— Майя явно не при делах, — бросает поспешно. — Нужно заново провести расследование.

— Проведем, — мрачно киваю я, лениво разглядывая закрытые ворота больницы.

— Так внутрь не пускают чужие машины, — разводит руками Миха.

— Езжай в «Пантеру», — велю я и, засунув руки в карманы, бегу через больничный двор к корпусу нейрохирургии. Следом за мной поспевает Приор, придерживая локтем наплечную кобуру.

— Оставил бы ствол в машине, — усмехаюсь я. — Могут не пропустить в отделение.

— Я уже по привычке, — отмахивается он и, открыв передо мной дверь, улыбается высокой худенькой медсестре.

— А мы к Бессонову, Аллочка! Как он?

— Бахилы надевайте и за мной, — весело командует сестричка, и мне кажется, эти двое флиртуют.

«Нашли время», — бурчит во мне старый дед Родя, но я тут же обрываю себя. Жизнь продолжается, несмотря ни на что.

— Его сегодня перевели в палату, — на ходу докладывает Аллочка. — Состояние стабильное. Уже пришли родственники и сиделка.

Мы с Приором заговорщицки переглядываемся. Насчет сиделки не знаю, а вот родственница Люка нам хорошо знакома. И это точно не наша с ним теща, и тем более не Светка.

Я вхожу в палату-люкс, вчера зарезервированную мной для Петьки, и замираю на пороге. Смаргиваю накатившуюся слезу. И любуюсь стройной спиной жены. Майка стоит рядом с Люком, неподвижно лежащим на приподнятой в изголовье кровати, и осторожно вливает в рот больному куриный бульон, приготовленный сегодня Мариной. Даже со стороны видно, что Петька, закрыв глаза, ест через силу.

— У меня есть не стал, — докладывает сиделка, невысокая коренастая женщина. — А у Майи Владимировны получилось уговорить…

— Фея, — улыбается Приор.

«Ведьма, — мысленно усмехаюсь я. — Моя ведьма!»

Люк приоткрывает один глаз. Пытается повертеть башкой, но вовремя вспоминает о загипсованной шее и, увидев нас в палате, тянет губы в улыбке. Но улыбка выходит жалкая.

«Блин, Петя, — хочется заорать мне. — Неужели ты думал, что я тебя брошу? Или Олежка?»

— Ешь, давай, — хмыкает тот. — Мы подождем…

— Уже наелся, — бубнит Люк. — Ну правда, пацаны…

С обессилевшего друга я перевожу взгляд на жену.