$то причин убить босса - Макс Нарышкин

— Я предлагаю другой вариант. Ты спускаешься в эйчар и пишешь заявление, а я молчу о том, что в августе прошлого года ты сорвал с «Мистраль» пять лишних штук и не провел их по бухгалтерии. То есть поделился с Рогулиным.

— Женя, мы же с тобой…

— Мы с тобой когда-то были хорошими знакомыми. Всего-то. Так как, Виктор Олегович?

Минуту подумав, он встает и выходит. Он идет в отдел кадров, или я не Медведев. Я бы на его месте пошел.

Через час из числа топ-менеджеров осталось два. Ираклий Курцхцулава еще вчера был направлен в командировку в Питер, и Раечка Чельникова болела.

Желая убедиться, не приняла ли Белан еще кого на службу, я вызвал «хьюман ресорсез» со всеми бумагами. Подписав все приказы, я еще раз сверил соответствие их количества штатке и только тогда удовлетворенно откачнулся в кресле.

— Я совсем забыл спросить, — вы заявление принесли?

— Какое заявление? — не поняла «хьюман ресорсез» и поправила очки.

— Заявление об увольнении по собственному.

— Как, вы…

Я смотрел в это лицо, заливающееся багровым румянцем, и чувствовал, как сладкий яд мести прокатывается бальзамом по моей израненной душе.

— Чтобы к семнадцати часам духу вашего здесь не было. А за рассказ спасибо, я все понял. И захватите свою племянницу из приемной, пока я не поймал ее на краже степлера.

— Мы… мы… — она думает, что бы они все могли сделать, если бы их соединяла не коллективная вонь, а единство духа, — мы выступим против вас в суде.

— Уж не за вами ли пойдут все эти мздоимцы, трутни и дебилы?

До двенадцати часов ночи я звонил, писал, листал бумаги и сверял.

Эту ночь я провел в офисе, а за дверями моего кабинета, в приемной, сидели в креслах четверо людей Корнеева и листали журналы. Охрана была выставлена вон, ее место заняли люди Корнеева.

Я кружками пил кофе, выворачивал сейф, шкафы и читал, читал, читал…

Утром, в пятницу, я еле держался на ногах и запинался от усталости. Если что-то было во мне живого к тому часу, когда по лестнице застучали каблучки сотрудниц, следующих в компании, расположенные выше, то только глаза и мозг.

Мне очень хотелось есть, но я отказывал себе всю ночь, и не принял бутерброды, когда ко мне вошел, постучавшись, один из бодигардов. Я не должен сейчас есть. Во мне должен жить голод. Пища заставляет мозг лениться, а утро пятницы не должно было застать нового президента «Ребус-Вижуэл» в лени.

За три часа все движимое и недвижимое имущество детища Белан и Треера было переведено мною в актив «СВП». Мы с Алей стремительно подписывали бумаги, обмениваясь экземплярами договоров, папки перекладывались с места на место, и когда стало ясно, что бумажные формальности улажены и теперь дело только за конкретными действиями, я быстро выписал распоряжение о выставлении всего имущества «СВП» на торги.

В половине третьего мне позвонил Корнеев.

— Евгений, как дела?

Я рассказал.

— Вам следует поторопиться. Известные вам люди предприняли кое-какие меры, и теперь решение районного суда Мурманска может потерять силу в любой момент. Судья вылетит с работы, думается мне, через пару часов. Еще через час Белан окажется в «Ребус-Вижуэл» со своими приставами.

— Не жалко судью?

— Евгений, когда судья берет за неправосудное решение десять тысяч долларов, она не может не предполагать, чем рискует. Это ее личное дело.

— Я спускаю все с молотка. Через час-полтора известные мне компании приобретут активы «Ребус-Вижуэл» за семьдесят пять процентов реальной стоимости.

— Нам следует кое-что уточнить в нашем договоре.

— Мне показалось, что вы говорили о том, что не любитель приложений к заключенным договорам.

— Речь шла о «Вижуэл», — жестко, не похоже на обычную манеру разговаривать, заметил Корнеев. — О «Вижуэл», удельный вес которого пятьдесят восемь миллионов. Его симбиоз с «Ребусом» влил в общий капитал еще шестьдесят миллионов. Таким образом, Женя, вам следует с первых же продаж внести на мой счет двенадцать миллионов. И мы, кажется, говорили о партнерстве.

— Помню, — признался я.

— Вы впишете меня в учредители «СВП» с долей в пятьдесят процентов. Остальные пятьдесят вы перепишиете на себя. Вас устраивает такой расклад, партнер?

— Вполне, — немного не в себе пробормотал я. — Но после продажи «Ребус-Вижуэл» по частям на счету «СВП» останется немногим более миллиона долларов. Это то, что я вложил в дело.

— Ну и пусть. Мы же партнеры?

— Да, конечно…

— Тогда каждая ваша сделка «СВП» в будущем должна проходить не иначе, как с моего согласия.

Немного странно, но за громадой тех дел, что Корнеев сейчас для меня делал, это выглядело просто капризом. Ерунда, зачем ему пятьсот тысяч моих денег. Если он получит больше двадцати миллионов?

— Женя, вы не хотели бы сократить срок продажи компании? Белан наступает на пятки, поверьте, вам нужно быть стремительным в выборе перспективных покупателей.

— Я стараюсь, черт возьми.

— Я знаю, вы молодец… Но я могу прямо сейчас назвать вам номер телефона человека, который согласился бы купить активы компании Белан не за семьдесят пять процентов, а за семьдесят… Но! — но все сразу.

Я возликовал. Щуру я должен больше, чем просто пиво.

— Вы очень удобный партнер.

— Поэтому со мной и работают. Так вы держите ручку над бумагой?

Вынув из Машиного прибора перо, я встряхнул его и подтянул из лотка чистый лист.

— Я пишу.

Выведя на бумаге семь цифр, я записал и данные: «Бургомистров Павел Емельянович, генеральный директор ОАО „Хост-инвест“.

Набрав номер, я познакомился с приятным мужчиной лет сорока пяти, если судить по голосу, и к 15.00 РМ мы уладили все вопросы в банке. Мне очень нравятся люди, которые делают дела не за круглым столом в присутствии нескольких десятков свидетелей — членов советов директоров и остального персонала класса lux, а в расчетном центре банка. «СВП» в мгновение ока потяжелел на восемьдесят два миллиона, из которых двенадцать тотчас улетели на счет Корнеева.

Теперь следует позаботиться об оставшейся сумме, если ее можно так назвать. И еще мне было совершенно ясно, что Евгений Медведев теперь должен исчезнуть. Семьдесят миллионов долларов — эта та сумма, с которой довольно уверенно можно обосноваться в графстве Суссекс, Англия.

До девятнадцати часов я не мог разыскать Алю. Девка с явными признаками фригидности в ее телефоне равнодушным, почти презрительным голосом твердила, что абонент временно недоступен. Когда я набирал номер Альбины в последний раз, в 19.07, мне показалось, что девка сорвется и заорет, срывая голос: «Да недоступна она, козел, недоступна!..»