Живые и мертвые - Неле Нойхаус

Воздух был холодным и чистым. Боденштайн замерз.

Няня, которая присматривала за Софией днем, придет только в восемь. До этого он все равно не мог уйти, поэтому решил пока почитать газету, которую обычно брал с собой на работу. Он спустился вниз, взял из почтового ящика газету, сел за кухонный стол, налив себе вторую чашку кофе, и чуть не подавился. Крикливый заголовок сразу бросился ему в глаза: «Убийства, совершенные снайпером. О чем умалчивает полиция». Боденштайн торопливо пролистал страницы, дойдя до третьей, где размещалась анонсированная статья с предполагаемой инсайдерской информацией, и начал читать. Первые абзацы статьи состояли главным образом из предположений и спекуляций, но потом он чуть не задохнулся от гнева. Автор, скрывавшийся за инициалами К.Ф., называл имена жертв и начальные буквы их фамилий, кроме того, он указывал в скобках их возраст и утверждал, что полиции давно известно, что преступник действует совершенно целенаправленно, но она скрывает это от общественности, возможно, из тактических соображений. Откуда, черт подери, у этого типа имена? Неужели среди них есть негодяй, который передает информацию в прессу? Или убийца сам установил контакт с прессой?

* * *

Каролине Альбрехт потребовалась целая бутылка красного вина и полночи, чтобы более или менее связать между собой имеющиеся у нее факты. Она должна предъявить отцу всю информацию, которой располагает, даже рискуя навсегда впасть в немилость. Она злилась на свою столь чуждую ее существу нерешительность, которая парализовывала ее рассудок и заставляла застывать в страхе. По пути из Келькхайма в Оберурзель ее бросало то в жар, то в холод, желудок сжался в комок, а ладони вспотели. Так она чувствовала себя в последний раз двадцать четыре года назад, когда сдавала экзамен на водительские права! Когда она остановилась перед домом своих родителей и увидела у ворот автомобиль отца, она попыталась развернуться на месте и незаметно уехать.

– Делай, что задумала, ты, трусливая корова, – сказала она самой себе. Она вышла из машины, глубоко вздохнула и направилась к входной двери. Лишь только она собралась вставить ключ в замочную скважину, дверь открылась.

– Привет, Каролина, – сказал ей отец. – Как ты рано!

Он был чисто выбрит, волосы причесаны. На нем было пальто, а в руке он держал папку.

– Привет, папа. – Она удивилась, увидев его в таком виде. – Ты уезжаешь?

– Да. Мне надо в клинику, – ответил он. – Я уже здесь больше не выдерживаю, а работа – это всегда лучшее лекарство.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказала Каролина, прежде чем он успел пройти мимо нее и сесть в машину.

– Это терпит до вечера? У меня в десять важная операция, и я должен…

– У тебя всегда была какая-нибудь важная операция, когда я хотела с тобой поговорить, – перебила она отца. – На сей раз это срочно.

– Что-нибудь случилось? – спросил он серьезно.

– Я знаю, что ты мне что-то недоговариваешь, – сказала Каролина. – И я задаюсь вопросом: почему? Ты делаешь это действительно из чистого альтруизма или, может быть, скорее потому, что тебе есть что скрывать?

– Мне нечего скрывать! – Что-то на мгновенье вспыхнуло в его злазах. Что это было? Раздражение? Неловкость? Или даже страх?

– В самом деле? Тогда ты наверняка не будешь возражать, если я выясню в полиции, существует ли такое же извещение о смерти мамы.

Его нерешительность была исчерпывающим ответом, и последняя крошечная надежда на то, что она ошиблась, превратилась в дым. Ее собственный отец лгал ей, и не потому что хотел ее пощадить, а потому что – точно так же как и Рената Роледер – чувствовал себя виноватым!

– Что было в извещении о смерти? – продолжала она допытываться. – Что написал «судья»? Скажи мне! Я имею право узнать, почему умерла мама, а моя дочь получила глубокую травму!

– Ах, Каролина! – Он бросил папку на землю и попытался положить руку ей на плечо, но она отстранилась от него. – Я не собирался ничего от тебя утаивать, но мне хотелось обсудить это с тобой спокойно, не на ходу.

– И когда же ты собирался это сделать? – Проклятье, она опять разревелась! Слезы были существенным психологическим недостатком, и ей так не хотелось это показывать. По крайней мере не сейчас! – Ты ведь уже это знаешь с тех пор, как здесь побывала полиция, не так ли?

– Да, это так. Но я хотел подождать, когда тебе станет немного легче. Поверь мне, с тех пор я ломаю себе голову и мучаю себя упреками! – Ее отец тяжело вздохнул, его плечи выдвинулись вперед, но он не отводил взгляда. – В этом извещении было написано, что я виновен в смерти твоей матери, потому что кого-то убил. Это совершенно нелепое обвинение, и я сказал это полиции. Моя профессия, в конце концов, призвана спасать людям жизнь, но, к сожалению, я при этом всегда нахожусь на очень узкой полосе между жизнью и смертью, надеждой и разочарованием.

– То есть мама не случайно стала жертвой этого… этого снайпера. – Каролина скрестила руки на груди. – Это каким-то образом связано с этой Кирстен Штадлер? Что это вообще за история?

– Я же тебе сказал, что эти упреки – полный абсурд, – сказал отец с той ноткой раздражения, которая всегда угадывалась в его голосе, когда он был пресыщен темой разговора и хотел его закончить. Каролина вспомнила, как не любила эту его интонацию мама. Она считала это очень невежливым – явно давать понять собеседнику, что от него хотят отделаться. И все же она всегда сразу находила оправдание своему мужу: он не это имел в виду, просто он в мыслях уже со своими пациентами.

Мама многое приукрашивала, – подумала Каролина, и ее пронзила мысль: в том числе и в отношении меня.

Возможно, иначе ее мама не смогла бы вынести двух таких эгоцентристов-трудоголиков, как ее муж и дочь.

– Что тогда произошло? – упорствовала она.

– Ничего особенного. Рутинное дело, – заверил ее отец, но Каролина представляла себе это иначе. Для него его работа могла быть рутиной, но для его пациентов и их родственников один лишь тот факт, что их оперировал профессор Дитер Рудольф, означал решающий, переломный момент. Он был их самой последней надеждой в безысходной ситуации. Осознавал ли он это когда-нибудь на самом деле? Видел ли он вообще еще человеческие судьбы за медицинским заключением?

– Папа! – Каролина понизила голос. – Если ты сделал что-то, из-за чего мама должна была умереть, то я тебе этого никогда не прощу!

Ее сердце колотилось. Так она еще никогда не разговаривала с отцом! В сумеречном свете лампы, висевшей над дверью, он неожиданно показался ей старым и уже совсем не всемогущим и образцовым отцом, каким всегда был в ее глазах и чьего внимания и благосклонности она будучи ребенком отчаянно добивалась.

– Ты за кого меня принимаешь? Как я мог хотеть, чтобы с твоей матерью что-то случилось? – сказал он хрипло. – Поверь, я не чувствую за собой никакой вины! Этот случай тогда, к сожалению, был совершенно обыденным. К нам привезли женщину с кровоизлиянием в мозг, и к тому моменту мозг в течение нескольких часов не получал кислорода, поэтому мозг умер. Любая помощь была уже бессмысленной. Родственники дали свое согласие на изъятие органа. Были проведены необходимые исследования, параметры переданы в «Евротрансплант», и они информировали пациентов, которые ждали пересадки органов и которым подходили данные параметры. Ночью у женщины были изъяты органы. Совершенно естественный процесс! Для семьи женщины это была, конечно, трагедия, но для меня – моя повседневная работа.