Нежеланная. Книга вторая. Панна и Смерть - Маша Моран

Лютовид отстранился, сильнее развел ноги Мельцы в стороны и, обхватив ладонью член, направил его в мокрое узкое лоно. Он так резко ворвался в нее, что Мельца не удержалась и отстранилась, тихо вскрикнув. Ему же было мало. До алых отметин сжав пальцами ее бедра, Лютовид начал с дикой силой вколачиваться в тесное горячее отверстие, едва ли не рыча от наслаждения. Пот ручьями стекал по плечам и лбу, падал на спину Мельцы, кровать жалобно скрипела. Приставив два пальца к плотному колечку между ее ягодиц, Лютовид надавил и начал резко входить, неумолимо растягивая. Мельца вновь начала стонать, откинув голову назад. Ее тело дрожало, и эта дрожь передавалась Лютовиду. Потеряв всякий контроль над собой, он грубо вогнал пальцы и, как сорвавшийся с цепи дикий зверь, начал движение. Из-за его пальцев Мельца стала еще туже, он даже двигался с трудом. Но с бешенством продолжал вбиваться в нее, словно боялся, что в любой момент кто-то придет и отнимет его законную добычу. Не бывать этому! Она принадлежит лишь ему! Каждый ее стон, каждый вздох, каждая капелька на влажной спине.

– Ты только моя. Слышишь?! – Хриплый рык не походил на человеческий голос.

Но Мельца все расслышала. Она вдруг подалась назад, насаживаясь на его член и пальцы, и так же хрипло выдохнула:

– Да…

Одно это слово стало последним, что он слышал перед тем, как утратить разум. Вспыхнул пламенем деревянный комод, занялся огнем полог. Яркие синие и зеленые языки отсветами легли на их тела.

Движения стали судорожными, рваными. Лютовид выходил из Мельцы, оставляя внутри лишь до боли распухшую головку. Он уже из последних сил сдерживался, но не собирался быть первым. Растягивая пальцами узкое покрасневшее колечко, он гладил тонкую перегородку внутри, чувствуя собственные резкие толчки. Еще совсем чуть-чуть…

Он обвил рукой ее талию, точно змей, и нащупал меж набухших складок бугорок плоти. Одного касания хватило, чтобы Мельца вздрогнула. Ее дыхание стало прерывистым, а по телу пробежали судороги. С силой она сжала внутри его член, и Лютовид не выдержал. Как таран, он ворвался в ее лоно и кончил, ощущая горячую, почти болезненную пульсацию. Мельца дрожала и извивалась под ним, продолжая сжимать его, вытягивая все до капли, иссушая и делая бессильным. Лютовид упал на нее. Перед глазами потемнело. Он не слышал ни единого звука – только шум моря и прерывистое дыхание Мельцы. Аромат ее кожи и влаги отравой проникал в легкие, превращая его в вечного раба прекрасной панны. Последней же каплей стали отчаянные движения Мельцы. Она выбралась из-под Лютовида, оттолкнув от себя отяжелевшее и более неподвластное ему тело, сползла к его животу и начала медленно слизывать с члена их смешавшуюся влагу. Его стоны превратились в хрипы агонии, острой боли, сплетенной с наслаждением. Пальцы запутались во влажных прядях ее волос. А руки сами собой прижимали голову Мельцы к бедрам, мешая ей отстраниться. Утратив последние крупицы разума, он, не отрываясь, будто хищник в засаде, следил за каждым ее движением. Пепел от занавесей и полога медленно оседал на их телах, прилипал к влажной коже. А Лютовид мог думать лишь о том, что попал в полную зависимость от этой женщины. В ней его жизнь. В ней его погибель.

* * *

Холодный ветер не сумел остудить разгоряченные тела. Они прижимались друг к другу, переплетаясь руками и ногами. Лютовид не мог удержаться от прикосновений – гладил влажную шелковистую спину, путался пальцами в длинных волосах, терся носом об изгиб плеча. Слизывая капельки испарины с выступающих ключиц, он упивался вкусом Мельцы, ее ароматом. Наконец-то… Наконец его панна была рядом. Прижималась к нему и тихо дышала в плечо. Лютовид никогда не чувствовал подобного. Наслаждение, какого он прежде не знал, ураганом прошлось по телу. Не оставив никаких шансов на сохранение рассудка, оно пропитало каждую частицу его плоти. Лютовид даже не подозревал, что такое возможно. Он словно был мальчишкой, впервые познавшим женщину. Наверное, лишь с той самой, предназначенной Созидателем, все чувствуется так остро, ярко, незабываемо. Едва покинув горячее влажное тело Мельцы, он жаждал очутиться в ней еще, снова. На этот раз мучительно медленно и нежно, испытывая друг друга. Сколько они оба смогут выдержать, прежде чем сорвутся в пропасть?

Мельца зашевелилась и приподнялась на локтях. Длинные серебристые пряди скрыли ее плечи, грудь. Лютовид откинул волосы ей за спину, чтобы видеть все, чтобы ничего она не могла от него скрыть.

– Я идти должна… – Ее охрипший от криков голос был полон соблазна и обещания. – Тетушка будет волноваться.

Лютовид улыбнулся и провел пальцем по округлому плечу, размазывая черную сажу от сгоревшей ткани:

– Скажешь, что новый атаман тебя соблазнил.

Потемневшие голубые глаза Мельцы проказливо сверкнули:

– А может, это я его соблазнила?

Лютовид опрокинул Мельцу на спину и навис сверху:

– Может, и так.

Он не смог удержаться и снова поцеловал нежную шею, впадинку между ключицами. Мельца тут же зарылась пальцами в его волосы. Как же хорошо… Как сладко было ощущать ее руки на себе, касающиеся повсюду, ласкающие. Он устроился между ее ног, чувствуя, как перстень, зажатый меж их телами, врезается в кожу.

– А почему «Ольшана»?

Мельца грустно улыбнулась:

– Пани Угла меня в зарослях ольхи нашла.

Лютовид нахмурился. А где был в это время он? По его вине Мельца едва не умерла во второй раз. Она коснулась пальцем его бровей:

– Не хмурься, атаман. Ты такой красивый…

Не было в нем никакой красоты, ни телесной, ни душевной. Он покачал головой, но Мельца, кажется, и без слов его понимала.

– Самый красивый. Я всех панн, которые о тебе говорили, ненавидеть начинала.

Лютовид даже поверить не мог: неужто и вправду любит? Он и не думал, что это столь важно для него будет. Просто желал забрать Мельцу себе, не спрашивая, а хочет ли и она того же. И даже самому себе он не признавался, что страшится: приятен ли он Мельце? Что уж о любви говорить…

– Ты теперь моя, пеплицкая панна. Только моя. Никто тебя больше не заберет.

Мельца вздохнула. Перстень еще сильнее впился в кожу, будто жаля.

– Скучно тебе со мной станет. Надоем.

Лютовид аж зубы сжал. Кто ее надоумил на эти глупости?!

– Повстречаешь молодую, красивую, невинную. Обо мне и забудешь. Ей сердце свое отдашь.

Лютовид подтянулся на руках, нависнув над Мельцей. Тихо и вкрадчиво, чтобы навсегда запомнила, он проговорил:

– Не отдам. Мое сердце давно у тебя уже хранится.

Она лишь покачала головой:

– А Гирдир сказал, оно в пепел обратилось.

– В моей постели ни о ком, кроме меня, не говори! – Его обуяла такая черная лютая ненависть, что дышать стало трудно.

От гнева вспыхнул сундук в углу. Мельца резко повернула голову, но Лютовид обхватил дрожащими пальцами ее подбородок и заставил смотреть в глаза. Подцепив шнурок с перстнем, он подтянул его вверх. Серебряный змей, обвивающий черный адамант, колыхался на весу.