Надежда смертника - Дэвид Файнток

Мы последовали за ним, но не успели дойти до домика, как оттуда вышел старик в коричневом одеянии.

– Простите, зал уже полон. – Он направился в нашу сторону и к воротам, – Только что продал последнее место.

– Мы прибыли сюда, чтобы встретиться…

– Попробуйте прийти на утреню. В семь утра. Он засмеялся дребезжащим смехом:

– Или это для вас слишком рано?

– Но нам нужно…

– В часовне только семьдесят пять мест, кроме наших.

Старик начал оттеснять нас к воротам:

– Из-за вас я могу опоздать. Настоятелю это не понравится. Выйдите, пожалуйста.

– Мы приехали повидаться с капитаном Сифортом, – твердо заявил я.

– Конечно. Сюда все для этого приезжают, кроме Мартинсов и семейства де Ланге. Эти приходят регулярно. Потому зал и полон.

Он настойчиво теснил нас к выходу, и мы постепенно отступали.

– Не так уж часто с трудом удается втиснуть на стоянку электромобиль. Сорок девять недель в году здесь не наберется два полных ряда посетителей, а потом такое начинается!

– Сэр…

– Вы рассчитываете упрочить свой статус, поглядев на него. Тщеславие. Едва ли Господь отнесется к вам после этого внимательнее, если брату Тимоти дозволительно сказать так от Его имени. Выйдите, пожалуйста.

– Брат, мы можем сделать пожертвование? – спросил Адам и протянул банкноту.

– Конечно, только не думайте, что утром это освободит вас от добровольного пожертвования по пять долларов с каждого.

– Я…

– Каждый день. Выйдите, пожалуйста, за ворота, чтобы я смог закрыть. Я настаиваю на том, чтобы вы покинули территорию монастыря сию минуту, иначе мне придется бежать в гору и сердце может не выдержать. На нашего достойного брата Николаса придется полюбоваться в другой…

– Послушайте, старец, – не выдержал я…

Адам положил руку мне на плечо, покачал головой и заговорил примирительным тоном:

– Брат, мы не любопытствующие. Я личный помощник мистера Сифорта. Мы прибыли по срочному…

Брат Тимоти выпрямился и заговорил торжественным тоном:

– Вы находитесь на священной земле Необенедиктинского монашеского ордена Католического Синода Церкви Воссоединения. Может, вы и считаете, что видите перед собой глупого старика в мятой рясе, но в данное мгновение этот старик – представитель духовного авторитета истинной Церкви. Ланкастерская полиция чтит этот авторитет. Стоит мне позвонить, и они прибудут немедленно, а уж после этого без ареста не обойдется.

Он замолчал, чтобы перевести дыхание.

– Выходите! – снова погнал он нас, – Выходите!

У Адама дрогнули уголки рта.

– Сэр, я работаю на мистера Сифорта. Мы приехали сообщить ему о критических семейных обстоятельствах. Нам не хотелось сообщать об этом по телефону.

– Да вам бы это и не удалось! – фыркнул монах и склонил голову набок. – Что за обстоятельства?

– Дело личное, – ответил Адам, – но чрезвычайно срочное. У меня при себе удостоверение личности…

– Ба! Бумаги ничего не доказывают, – заявил брат Тимоти. Проскользнув мимо нас, он запер ворота. – Семь лет назад демон из «Голографического мира» предъявил справку врача о том, что он глухой и нуждается в месте на первом ряду!

Я думал, его ничем не удастся пронять, но в конце концов он указал на дорожку:

– Я пущу вас, если вы подчинитесь определенным правилам. Дождитесь конца службы. Не обращайтесь к нему, пока он сам вас не заметит. Если настоятель не даст ему позволения говорить с вами, так тому и быть, попробуете завтра. Согласны? Если нет, я зову двух послушников, которым по душе физический труд.

Старик подбоченился:

– Ну?

– Даю вам слово, – проговорил Адам.

– Тогда торопитесь. Настоятель ждет.

Брат Тимоти повернулся и поспешно начал подниматься вверх по холму. Мне пришлось широко шагать, чтобы не отстать от него. У церкви старик юркнул в боковой вход, а мы вошли через центральный – старинные дубовые двери.

Церковь и впрямь была забита до отказа. Не обращая внимания на сердитые взгляды, Адам втиснулся на лавку в последнем ряду, я – в ряду напротив. Неф перед деревянными перилами был пуст.

Наверху загудел большой колокол.

Он прозвучал пять раз, нарушив царящую тишину. Сбоку распахнулись обшарпанные деревянные двери, и вошли монахи в темно-коричневых одеяниях с капюшонами, скрывавшими лица. Дойдя до алтаря, каждый останавливался, низко кланялся и шел к своему месту на одной из скамей между деревянными перилами и алтарем.

По рядам пробежал шепот:

– Вот он!

– Ш-ш-ш.

– Нет, не он.

– Он сидит…

Я поискал глазами капитана, но не узнал.

Настоятель, слабый старик в одеянии, подпоясанном красным кушаком, открыл Библию и начал читать скрипучим голосом.

В тринадцать лет я мечтал о военно-космической службе. Моим идолом был капитан Николас Эвин Сифорт. Когда к концу моего первого года учебы в Академии он уволился оттуда и ушел в монастырь, я заинтересовался вопросами религии.

Одно время с юношеским энтузиазмом я воображал, как торжественно отказываюсь от службы в ВКС и отправляюсь на послушание в монастырь. Естественно, в Ланкастере, хоть и не мог представить конкретно этот рай, в который удалился капитан.

Адам Тенер помог мне прийти в себя, за что я ему вечно буду благодарен. Тем не менее каждый раз, когда я присутствовал на богослужении, меня не покидало болезненное осознание, что моя вера не шла ни в какое сравнение с верой моего названого отца.

В результате я редко посещал церковную службу, за исключением тех случаев, когда это было необходимо в силу политических соображений.

Где-то там, среди одетых в темные одеяния монахов, выводивших слова песнопении и время от времени отвешивающих низкие поклоны, находился человек, к которому мы приехали. Хотя я посетил его дом всего две недели тому назад, здесь он выглядел совершенно иным, тем более что я не мог отличить его от остальных братьев.

Кое-кого из сидевших на скамьях для посетителей занимал сам ритуал, но большинство вертелись и ёрзали. Пожилой человек впереди даже не заглядывал в свою Библию. Он раскачивался вперед и назад, словно ему страшно нравилось сидеть здесь. На нем был спортивный костюм старомодного кроя, давным-давно вышедшего из моды.

Что чувствовал капитан, возвращаясь в место, которое прежде было ему домом, оказываясь под прицелом множества любопытных глаз? Должно быть, он привык к этому; ему приходилось выносить то же самое и в те годы, когда он жил здесь.

Две женщины, сидевшие на несколько рядов впереди нас, даже не пытались притворяться, будто их интересует служба. Толкая друг друга локтями, они показывали пальцем в открытую. Суровый взгляд старого настоятеля их нисколько не утихомирил. В конце концов он наклонился к одной из двух высоких фигур и указал на нарушительниц порядка. Два монаха в капюшонах вышли из-за ограждения и, скрестив руки, встали по обе стороны от ряда, в котором сидели женщины.