Хлеб с ветчиной - Чарльз Буковски

— Она сказала, что собирается подать на нас в суд. У них будет еврейский адвокат. Они обдерут нас до нитки.

— Много они не возьмут.

Мать заплакала, как всегда, беззвучно. Слезы капали все быстрее и быстрее, пока не полились сплошным потоком. Я видел, как заблестели ее щеки в вечерних сумерках.

Наконец она вытерла глаза платком. Их светло-коричневый цвет замутился.

— Как ты сломал этому парню руку?

— Ну, была свечка. Мы оба бросились за ней.

— Что значит «свечка»?

— Это когда непонятно, на кого идет мяч. Кто возьмет его, тот и возьмет.

— Значит, ты взял эту «свечку».

— Да.

— Но как твоя «свечка» поможет нам? У жида-адвоката нет «свечки», но у него есть сломанная рука.

Я встал и отправился в свою комнату дожидаться ужина. Отец больше ничего не сказал мне. Он был смущен. С одной стороны, его терзала опасность потерять ту малость, которой он обладал, но, с другой стороны, он был очень горд тем, что его никчемный сын смог сломать чью-то руку.

Джимми Хэтчер работал в бакалейной лавке на полставки. Никто из нас не мог найти себе работу, а Джимми всегда был при должности. С его личиком кинозвезды и грандиозным телом, которое было у его матери, проблем с получением работы не возникало.

— Сможешь сегодня после ужина прийти ко мне? — спросил меня однажды Джимми.

— Зачем?

— Я натаскал из лавки пива. Выпьем.

— А где ты его держишь?

— В холодильнике.

— Покажи.

Мы находились в паре кварталов от его дома и вскоре были уже на месте. В подъезде Джимми остановился.

— Подожди-ка, мне надо проверить почту, — сказал он, достал ключ и открыл почтовый ящик.

Он был пуст. Джимми закрыл его и отошел к соседнему.

— Мой ключ подходит к ящику одной женщины. Смотри.

Джимми открыл ящик, там лежало письмо. Он достал его, вскрыл и зачитал мне:

«Дорогая Бэтти. Я знаю, что этот чек придет слишком поздно, и что ты его очень ждала. Я потерял прежнюю работу. Пришлось искать другую, это и задержало меня. Наконец я могу выслать тебе чек. Надеюсь, что у тебя все хорошо. Люблю, Дан».

Джимми вытянул чек, рассмотрел его и потом разорвал. То же самое он сделал и с письмом. Сунув обрывки в карман пальто, Джимми закрыл ящик.

— Пошли.

Мы вошли в его квартиру, прошли на кухню, и Джимми распахнул холодильник. Он был забит банками с пивом.

— И твоя мать знает?

— Конечно. Она пьет с удовольствием. Джимми закрыл холодильник.

— Джим, а правда, что твой отец вышиб себе мозги из-за твоей матери?

— Да. Он позвонил по телефону и сказал ей, что держит пистолет у виска. «Если ты не вернешься, я убью себя, — сказал он. — Ты вернешься ко мне?» Мать сказала: «Нет». Прогремел выстрел.

— А что твоя мать сделала?

— Повесила трубку.

— Ладно, до вечера.

Я сказал родителям, что иду к Джимми делать домашнее задание. «Свое собственное задание», — подумал я при этом.

— Джимми хороший мальчик, — сказала мать.

Отец промолчал.

Джимми достал первую партию пива, и мы приступили. Вот это мне было по душе. Мать Джимми работала в баре до двух ночи, и квартира была в нашем распоряжении.

— Твоя мать очень красивая, Джим. Как так получается, что некоторые женщины просто красавицы, а другие выглядят уродами? Почему все женщины не могут иметь такое прекрасное тело?

— Откуда я знаю. Наверное, если бы все бабы были такие красивые, они просто надоели бы нам.

— Пей больше. Чего ты тормозишь?

— Ладно.

— А то я сейчас напьюсь и отпизжу тебя.

— Мы же друзья, Хэнк.

— У меня нет друзей. Выпьем!

— Да куда ты торопишься?

— Чтобы добиться эффекта, нужно все прикончить.

Мы открыли еще по банке.

— Если бы я был бабой, то носил бы самые короткие юбки, чтобы всех мужиков стояк мучил, — сказал Джимми.

— Кончай хуйню городить.

— У моей матери есть знакомый, он пил ее ссаки.

— Что?

— Да. Они бухали всю ночь, потом он лег в ванну, а она нассала ему прямо в рот. За это он отстегнул ей 25 долларов.

— Она сама тебе это рассказала?

— С тех пор, как умер отец, она ничего от меня не скрывает. Получается, что я занял его место.

— Ты что же, и…

— Да нет. Просто она мне доверяет.

— Как тому парню в ванной.

— Ага, примерно так.

— Ну, расскажи мне еще чего-нибудь.

— Хватит.

— Тогда давай выпьем. А говно твоей матери никто не ел?

— Не надо так говорить, Хэнк.

Я прикончил свою банку и зашвырнул ее в угол комнаты.

— Мне нравится у тебя. Наверное, я переберусь сюда. Я сходил на кухню и приволок еще шесть банок пива.

— Я крутой чувак, — заявил я. — Радуйся, что таскаешься со мной.

— Мы же друзья, Хэнк.

Я сунул ему под нос свежую банку.

— На, пей! — сказал я и пошел поссать.

Ванная комната отличалась своей изысканностью: полотенца яркой расцветки, темно-розовый половик, даже стульчак на унитазе был розовый. Я представил себе, как на него опускается огромная белая задница Клер. Да, ее звали Клер. Потом я оценил свой невинный член.

— Настоящий мужик, — отметил я. — Любому могу порвать жопу.

— Хэнк, мне нужна ванная, — послышался за дверью голос Джимми.

Мы поменялись местами. Я услышал, как его рвало.

— Говнюк, — сплюнул я в его сторону и вскрыл свежую банку пива.

Через некоторое время вернулся Джим, вид у него был бледный. Я сунул ему банку.

— Пей! Будь мужиком! Ты был мужиком, когда пиздил это пиво, теперь, чтобы остаться мужиком, ты должен его выпить!

— Сейчас, мне надо немного передохнуть.

— Пей!

Я плюхнулся на кушетку. Мне нравилось быть пьяным. Я понял, что полюблю пьянство навсегда. Оно отвлекало от реальности, а если мне удастся отвлекаться от этой очевидности как можно чаще, возможно, я и спасусь от нее, не позволю вползти в меня.

Я посмотрел на Джимми и рявкнул:

— Пей, щенок! — потом запустил свою опустевшую банку через всю комнату в угол.