Русские и шведы от Рюрика до Ленина - Геннадий Коваленко

По линии отца родоначальником Пушкиных был, известно, легендарный Ратша. У его правнука Гаврилы Олексича, подвиг которого был увековечен в летописном рассказе о Невской битве, было два сына — Иван Морхиня и Акинф Великий. От Ивана Морхини пошел род Пушкиных, а от Акинфа Великого — род Аминовых (Аминевых), представитель которого Федор Аминов в 1609 г. перешел на службу к шведскому королю Карлу IX и в 1618 г. был возведен в дворянское достоинство. Его потомки и ныне живут в Швеции и Финляндии.

В историко-публицистической прозе «Исторические заметки» и подготовительных материалах к «Истории Петра» Пушкин определил основные точки соприкосновения русской и шведской истории, выделил основные эпохи, когда русские и шведы оказывали друг на друга значительное влияние.

Общая история России и Швеции начинается в те времена, которые в Скандинавии называют эпохой викингов, а в России временем образования Древнерусского государства, в формировании которого приняли участие скандинавы. В отечественной исторической науке эта эпоха до сих пор вызывает ожесточенную полемику. В споре норманистов и антинорманистов Пушкин был на стороне норманистов. Как отметил Л.В. Черепнин, он «считал достоверной летописную легенду о добровольном призвании славянами варяжских князей, принимал норманскую теорию образования государства на Руси». Пушкин, в частности, писал: «В IX в. Новгород был завоеван норманнами, известными под именем варяго-руссов… Одна фамилия варяжская властвовала независимо». Для него «дерзкий скандинав Рюрик» — завоеватель, который подобно нормандскому герцогу Вильгельму Завоевателю являет пример «положительного» завоевания.

В наброске «Москва была освобождена», объясняя избрание Михаила Федоровича царем, он подчеркивал, что «юный Михаил происходил от Рюрика, ибо его родная бабка, супруга Никиты Романовича, была родная сестра царя Ивана Васильевича».

В том же наброске Пушкин пишет, что в 1612 г. «король шведский думал о замирении». Тем самым он фиксирует еще одну точку соприкосновения истории двух стран — начало XVII в., оставшееся в памяти современников и потомков как Смута или Смутное время, когда Швеция принимала активное участие во внутренних делах России.

Самое пристальное внимание поэт обратил на судьбоносное для России и Швеции начало XVIII в., когда «Россия молодая мужала с гением Петра», а Швеция утрачивала статус великой державы. Шведы и Карл XII фигурируют на страницах его «Истории Петра» и «Полтавы». При этом история то перекликается с поэтическими образами, то как бы противоречит им: «Шведы наконец научат и нас, как их побеждать» («История Петра») и «Суровый был в науке славы ей (России. — Г. К.) дан учитель: не один урок нежданный и кровавый задал ей шведский паладин» («Полтава»). Несмотря на такие характеристики шведского короля в «Полтаве», как «венчанный славой бесполезной» и «герой безумный», в «Истории Петра» Пушкин пишет: «В траншее убит был картечью Карл XII. Петр оплакал его кончину». Однако в этом нет противоречия, поскольку и в поэме он называет Карла «отважным», а шведов «славными пленниками». В целом Пушкин уловил и передал уважительно-настороженное отношение Петра к шведам, которых он считал «славным и регулярным народом».

Следует отметить, что, работая над «Полтавой», Пушкин обращался не только к известному сочинению Вольтера о Карле XII, но и к работам шведских историков Г. Адлерфельда и Е. Норберга. Он использовал также изданную на немецком языке книгу шведа Ф. Страленберга «Северная и восточная часть Европы и Азии», которая была в его библиотеке. Известно также, что в 1824 г. Пушкин встречался с 130-летним казаком Николой Искрой и слушал его рассказы о шведах и Карле XII.

В «Заметках по русской истории XVIII в.»..., характеризуя царствование Екатерины II, Пушкин отмечает, что одним из результатов ее внешнеполитической деятельности была «униженная Швеция». При этом он имеет в виду, что ее правление совпало с периодом «эры свобод» в Швеции, когда королевская власть была низведена до такой степени, что важнейшие документы скреплялись не подписью монарха, а штампом с его подписью, которым сановники пользовались по своему усмотрению. Власть была сосредоточена в риксдаге, который, подобно польскому сейму, превратился в большой рынок, на котором продавались государственные интересы. Какая-то доля вины за упадок Швеции в «эру свобод» была и на России, в интересах которой было иметь по соседству слабую Швецию. Поэтому Екатерина II выступала гарантом шведской конституции и была противником восстановления сильной королевской власти в Швеции.

Вмешательство российской дипломатии во внутренние дела Швеции раздражало шведское общество. Восстановив абсолютизм, Густав III покончил с режимом сословного парламентаризма.

Что касается художественного творчества Пушкина, то можно сказать, что именно он ввел шведскую тему в русскую литературу. Именно с его «Полтавы» начиналось знакомство нескольких поколений русских школьников со Швецией и шведами.

Есть «шведской след» и в пушкинской «Пиковой даме». В 1824 г. в Швеции был издан роман Класа Юхана Ливийна «Пиковая дама, повесть в письмах, найденных в Данвикене». На него обратил внимание хорошо известный русскому читателю пушкинской поры немецкий писатель-романтик Фридрих Ламотт-Фуке. Он перевел его на немецкий язык. Французский филолог Жан-Жак Антуан Ампер написал о нем в своих путевых заметках «Очерки Севера», отрывки из которых были опубликованы в «Библиотеке для чтения» в 1834 г. за несколько месяцев до выхода пушкинской «Пиковой дамы». Но еще в 1825 г. содержание романа Ливийна было изложено в «Московском телеграфе». Вполне вероятно, что по одной из этих публикаций Пушкин знал о книге Ливийна. На это, в частности, указывал в своем комментарии к «Евгению Онегину» В. Набоков.

Весьма примечательно и то, что одну из глав пушкинской «Пиковой дамы» предваряет эпиграф за подписью шведского философа-мистика Эммануэля Сведенборга (Шведенборга). В эпиграфе фигурирует шведская баронесса фон Б. — Брита де Бем, которую Д.М. Шарыпкин считает вторым прототипом графини Анны Федотовны.

Расцвет творчества Пушкина совпал с периодом охлаждения в отношениях между двумя странами. Несмотря на то, что с 1812 г. во внешней политике Швеция ориентировалась на Россию, в стране еще жила память о последней русско-шведской войне, в результате которой она лишилась Финляндии. Кроме того, следует иметь в виду реакцию шведов на внешнюю и внутреннюю политику Николая I. В этом контексте шведские либералы воспринимали Пушкина, прежде всего, как автора стихотворения «Клеветникам России».

В годы правления Николая I шведскую русофобию питали, с одной стороны, скандинавизм[29], а с другой, внутри- и внешнеполитический курс русского правительства. Именно в это время рождается миф о русской угрозе, в формировании которого принял участие известный шведский поэт Эсайас Тегнер. Будучи убежденным русофобом, он писал, что «русские были ненавистны ему с детства». В поэме «Svea» («Швеция»), удостоенной приза Шведской академии, он в ярких поэтических образах выразил идею «угрозы с Востока».