Русские и шведы от Рюрика до Ленина - Геннадий Коваленко

Софья Васильевна Ковалевская родилась в семье артиллерийского генерал-лейтенанта В.В. Корвин-Круковского в 1850 г., получила всестороннее домашнее образование и рано обнаружила незаурядные математические способности и склонности. Доступ женщинам в российские университеты в то время был закрыт. Поэтому для того, чтобы продолжить образование, в 1868 г. она вступила в фиктивный брак с В.О. Ковалевским, ставшим впоследствии видным палеонтологом, и уехала с ним за границу. В 1871 г. она представила в Геттингенский университет три работы, которые принесли ей известность в ученых кругах и степень доктора философии.

Однако все ее попытки получить место преподавателя в высших учебных заведениях Петербурга, Москвы, Берлина и Парижа не увенчались успехом. После смерти мужа в 1883 г. известный шведский математик Магнус Густав Миттаг-Леффлёр пригласил ее на работу в Стокгольмский университет. Она приняла это предложение и писала Миттаг-Леффлёру: «Я стремлюсь применить свои познания и преподавать в высшем учебном заведении, чтобы навсегда открыть женщинам доступ в университет».

Молодой Стокгольмский университет (высшая школа) в то время находился под пристальным вниманием общественности и прессы. Вопрос о предполагавшемся назначении С. Ковалевской обсуждался особенно активно, поскольку подобного прецедента в истории Швеции еще не было. В то время как Миттаг-Леффлёр курил ей фимиам, консервативные круги шведского общества выступили против назначения женщины на должность профессора университета. В этом их невольно поддержал Август Стриндберг. В своей статье «Равенство и тирания» он писал, что женщина — профессор математики — это вредное и чудовищное явление, и только старомодной галантностью шведов можно объяснить приглашение женщины, которая «немного разбирается в математике», в страну, где так много мужчин-математиков, значительно превосходящих ее по уровню знаний. Этот выпад выдающегося писателя против выдающегося ученого не покажется чем-то необычным, если вспомнить отношение Стриндберга к женской эмансипации. Прочитав эту статью, Софья Васильевна сказала, что может согласиться с тем, что она чудовище, но не с тем, что в Швеции много мужчин-математиков, знания которых значительно превосходят ее знания.

По свидетельству биографа С. Ковалевской Марии Леке, в кругах, близких к высшей школе, будущего профессора ожидали «с долей недоброжелательства». «Не было ли в этом случае некоторой боязни конкурента, или, быть может, сказывался антифеминизм». В конце концов, она победила, победила благодаря своей естественности, интеллигентности и своему профессионализму. Ей удалось растопить лед недоверия, и постепенно иронические разговоры о «королеве математики» прекратились, и шведские газеты уже всерьез назвали ее «принцессой науки». Ожидаемая с таким недоверием женщина-математик вскоре стала гордостью высшей школы Стокгольма, где она получила должность доцента, а затем профессора и возглавила кафедру механики. За 8 лет работы в университете она прочитала 12 курсов лекций, в том числе курс механики, была членом редколлегии шведского журнала «Акта математика». Кроме чтения лекций, она много и серьезно занималась научной работой и уже в первый год пребывания в Стокгольме написала одну из самых важных математических работ «О движении твердого тела вокруг неподвижной точки под влиянием силы тяжести». Вскоре она не только доказала свое право занимать должность профессора, но и завоевала признание европейской научной общественности. В 1888 г. ей была присуждена премия Парижской академии наук, в 1889 г. она получила премию Шведской академии и была избрана членом-корреспондентом Санкт-Петербургской академии Наук.

Однако, когда в 1885 гг. Миттаг-Леффлёр выдвинул кандидатуру С. Ковалевской на открывшееся место академика Шведской академии, секретарь академии Георг Линдхаген сказал: «Если академия начнет пополнять свои ряды женщинами, то на ком из живых существ она в конце концов остановится!»[33] Сама Софья Васильевна просила Густава прекратить хлопоты о доставлении этого звания, чтобы не вызвать зависти и недоброжелательства.

Сразу по приезде в Стокгольм Софья Васильевна начала брать уроки шведского языка, и первые недели ничего другого не делала, как только занималась языком с утра до вечера. Когда Густав Леффлёр сообщил ей о намерении познакомить ее с местными учеными, она попросила его подождать две недели, надеясь, что за это время она в какой-то степени овладеет шведским языком. И действительно, через две недели она уже могла объясняться по-шведски, а через два месяца уже читала шведскую беллетристику, в том числе «Сагу о Фритьофе» Э. Тегнера.

Через год она настолько овладела шведским языком, что могла не только читать лекции, но и писать на нем научные работы и литературные произведения. На шведском языке ею были написаны воспоминания о польском восстании, повесть «Vae victis» («Горе побежденным») и роман «Семья Воронцовых», сюжет которого относится к эпохе брожения в среде русской молодежи конца 1860-х годов.

По свидетельству Анны Леффлёр, «язык подчинялся ее личному настроению, и, будучи в хорошем расположении духа, она выражалась всегда необыкновенно легко и красиво. Шведы хвалили ее не только за оригинальность высказанных ею взглядов, но и за успешную передачу их на шведском языке. Тем не менее сама она не считала, что овладела языком в совершенстве и часто сожалела, что не может говорить по-русски со своими близкими друзьями в Швеции: «Я не могу передать вам по-шведски самых тонких оттенков моих мыслей».

Софья Васильевна не представляла, как можно жить в стране, не зная ее языка. Поэтому прежде чем привезти в Стокгольм свою дочь Соню она хотела обучить ее шведскому языку, для того, чтобы подготовить ее к жизни в Швеции.

Самыми близкими Софье Васильевне людьми в Швеции стали профессор Густав Миттаг-Леффлёр и его сестра писательница-феминистка Анна-Шарлотта Леффлёркаянелло-Эдгрен. Свою первую встречу с Софьей Васильевной она так описала в своих воспоминаниях: «Мне бросились в глаза ее серьезный, резко обрисованный профиль, густые каштановые волосы, небрежными волнами обрамлявшие ее лицо, тонкая стройная фигура, отличавшаяся какой-то особенной гибкостью и изяществом, но казавшаяся слишком маленькою сравнительно с большой головой, поражавшей своими монументальными размерами. У нее был большой рот с полными, извилистыми свежими губами, очень выразительными, и необыкновенно маленькие, точно детские, руки». Отношения между ними не всегда были безоблачными. Бывало и так, что Анна-Шарлотта запрещала подруге заходить в свою рабочую комнату, когда она работала. Вообще она считала Софью Васильевну непрактичной женщиной, которая махнула рукой на свою внешность, одежду, домашнее хозяйство, не особенно интересовалась своей дочерью, оставленной ею в России.

Как бы отвечая на эти упреки в адрес Софьи Васильевны, ее дочь Соня писала в своих воспоминаниях: «Моя мать не хотела брать меня к себе в Швецию, пока еще была слишком поглощена своими новыми обязанностями профессора математики и домашней жизни могла посвятить лишь самое минимальное время… Она приехала за мной лишь после того, как создала себе прочное положение и обставила удовлетворительно свою домашнюю жизнь. Правда, некоторые шведские дамы и даже ее ближайшая приятельница Анна-Шарлотта не находили эту жизнь достаточно комфортабельной».