Творцы совпадений - Йоав Блум

Ты ничто. Ты ноль. Ты гадкий утенок с замашками лебедя. Ты думаешь, что меняешь или улаживаешь что-то в мире, но все, что ты делаешь – это экзистенциальная бессмыслица. И пока ты занимаешься всем этим, ты сам слоняешься без всякой цели, кроме той, что в твоем паршивом конверте. Что с тобой? Сделал так, что кто-то решил слетать в Австралию, чтобы раскрыть себя, так уже думаешь, что можешь видеть полную картину? Ты не можешь расчертить на своей стене даже те три с половиной вещи, из которых состоит твоя жизнь.

Посмотри на себя. Ты костяшка домино, которая ждет, чтобы ее со стуком выложили на стол. Вот все твое влияние на мир. Ты подвижная цель. Кроме той героической спасательной операции, было ли что-нибудь, хотя бы одно, что ты сделал в жизни по своей воле, а не потому, что кто-то тебе велел?

Гай старался сохранять хладнокровие. Он уткнулся взглядом в землю, сдерживая злость.

– Я любил, – сказал он тихо.

Пьер чуть не задохнулся:

– Ты любил? Любил? Эту твою воображаемую подругу? С каких пор воображать – это любить? – Он недоверчиво качнул головой. – Любовь требует изменения, любовь требует работы. Любовь – это не леденец, который ты получаешь за то, что был хорошим мальчиком, и теперь у тебя есть что-то, что доставляет тебе удовольствие. Это тяжелая работа. Самая тяжелая в мире. Чем ты пожертвовал ради твоей воображаемой? Ты просто взял образ, какой захотел, и намазал на него достаточно сладости, пока не убедил себя, что ты влюблен. У лентяев не бывает любви.

Пьер был уже в ярости, его было не остановить.

– Боже мой, я знал, что не надо тебя брать. Знал. Все это задание было для меня жестом доброй воли. Думаешь, я бы не смог организовать ему удар по башке в каком-нибудь заброшенном парке? Аварию в лифте? Ты правда думаешь, что мне позарез был нужен ты и твой идиотский образ воображаемого друга, чтобы выманить его из здания наружу и перевести через дорогу в нужное время? Ты, кто устраивает половину всех аварий и называет себя творцом совпадений, не слишком ли много ты о себе возомнил? Уже столько времени ты делаешь одно и то же, часами думаешь, как устроить несварение желудка у пятилетней девочки. Да, да, я знаю это все. Я изучил твои задания. Это дело должно было поспособствовать твоему карьерному росту, заставить тебя принять волевое решение. Думаешь, что мир меняют пугливые? Нет, нет, голубчик. Страх еще никогда не менял мир. Копье – может быть. Ружья – определенно. Бомбы меняли и еще изменят, уж поверь. Но не страхи. А если ты хочешь начать чем-то управлять в мире, чем-то большим, тебе стоит завязать с этими твоими сентиментальными сюси-пуси.

– Мне нравится менять маленькие вещи, – тихо сказал Гай.

– Тогда сиди здесь, в своей маленькой защищенной клетке. Продумывай встречи пар, которые разведутся через пять лет, заставляй людей обретать «мечты», только для того чтобы через десять лет понять, что их не осуществить, а они уже пожертвовали всем ради них. Продолжай чертить схемки на стенах до конца твоих дней, пока, отчаявшись, не подпишешь увольнение. Как твоя подружка.

Гай в ужасе поднял на него глаза:

– Что?

– Эмили, – сказал Пьер с улыбкой, полной наслаждения. – Видимо, она такая же.

Гай побледнел.

Эмили подписала бланк увольнения. О чем, черт возьми, она думала?

Он попробовал сосредоточиться на своих мыслях, но понял, что пренебрежительный голос Пьера слишком громко звучит у него в голове:

– Думаешь, она поняла, что, по сути, работает уборщицей на других творцов совпадений? Собирает щепки, которые летят на землю, пока настоящие творцы пилят дерево? Может быть. А может, ей просто надоело. Такое бывает, когда чувствуешь себя бесполезным.

Пьер обернулся на дорогу. На горизонте появилась маленькая точка.

– Автобус приближается. У тебя еще есть шанс отрастить хребет. Ты еще можешь подняться и впервые попробовать, каково это – по-настоящему изменить что-то в мире. Или можешь сидеть тут, рассказывать себе, какой ты высокоморальный, и оставаться таким же значительным, как банановая шкурка на тротуаре. На ней тоже можно поскользнуться, знаешь ли.

Уже слышно было рев мотора автобуса.

Горячий воздух на остановке клубился вокруг них. Пьер все еще стоял, выпрямившись в полный рост, лицом к дороге. Гай, сгорбившись, сидел на разбитой лавочке.

– Как ты смеешь? – спросил Гай в конце концов.

– Что, прости? – Пьер поднял бровь.

– Когда это с вами со всеми произошло, а? – спросил Гай. Его голос перекрывал гул приближающегося автобуса. – Когда в тебе появилось столько гордыни? Когда ты потерял связь с реальностью и решил, что ты особенный и вправе решать, кому умереть, потому что так тебе удобнее?

– Послушай-ка…

– Нет, это ты меня послушай! – закричал Гай. – Рождаешь президентов, организуешь революции, а найти выход из этой ситуации без лишних жертв не можешь? Нет, нет. Я в это не верю. Еще как можешь! Ты можешь гораздо больше, чем это. Но так будет не слишком драматично, верно? Так не будет этого жжения, которое заставляет тебя чувствовать, что у тебя есть сила, что ты важная птица! Осколки реальности, которые я меняю, уважаемый, это – жизнь людей. Когда ты забыл об этом? Когда начал относиться ко всему как к большой игре, в которой надо набирать баллы?

– Уймись. Я не это имел в виду, когда говорил «отрастить хребет», – холодно сказал Пьер.

– Заткнись! – завопил Гай. – Уж лучше я навечно останусь мелкой сошкой и не потеряю душу, чем стану таким, как ты! Только ты решаешь, как создавать твои совпадения! Ты, и никто другой! Это не происходит само по себе! А сейчас я решу, как создавать мои совпадения, и там не будет убийства.

– Уймись…

– Заткнись! Всю жизнь я исполняю приказы. Все то время, что я бегаю, и организую, и готовлю, и состыковываю как сумасшедший, я, по сути, пассивен. Когда был воображаемым другом, был пассивен, потому что работа такая. Мне было запрещено выражать свое мнение и делать что-то, что не по душе моему воображателю. Но однажды я сделал это. Однажды я взбунтовался и осмелился выступить против того, кто меня вообразил, и был наказан годами небытия. А потом мне подвернулся шанс стать активным, менять что-то, двигать вещи по своему усмотрению с места на место, но вместо этого я стал заложником конверта. Я позволил себе стать частью системы просто потому, что это удобно, приятно и дает ощущение причастности. С моего первого конверта и до сего дня я видел только задание, которое нужно сделать. Я шел по проторенной дороге, чтобы стать таким, как ты, – тем, кто из-за самодовольства от хорошо сделанной работы перестал видеть душу в тех деталях, которые он соединяет. Но только до этой минуты.

Автобус был на расстоянии нескольких десятков метров от них. Уже можно было почувствовать его запах.

– Я не зайду в автобус, – сказал Гай. – Разбирайся сам.

– Ты зайдешь, – сказал Пьер, – у тебя нет выбора. Я восхищен твоей пламенной речью, но сейчас мы должны завершить наше дело.