Боярыня - Даниэль Брэйн

Дьяк занимал лишь часть дома — я подошла к двери, поискала, как дать понять о своем визите. Я могу и ногой постучать, за мной не заржавеет, и все же лучше приличия соблюсти.

Дворянство мой зять заслужил, но у него оказался и холоп — до смешного — в ливрее с гербом на перевязи. Он открыл дверь, небрежно мне поклонился и оглядел, как кот человека: что за кусок дерьма. Забавное дворянство, и мало чем отличается от выскочек-нуворишей моего времени.

Не повернув головы к лакею — много чести! — я прошла в темноватое, прохладное помещение, посмотрела на остывшую печь.

— Зябко здесь. Доложи дьяку о моем приходе, живо.

Лакей испарился. Я села. Сваты запросили строения, которые были мне не нужны, и деньги на развитие дела. Воронину от моих щедрот не досталось: комната скверно обставлена, мебель старая, стул подо мной ненадежно скрипит, ковры вытерты. Чахнет пара свечей, печь нетоплена — денег вовсе нет или дьяк прижимист? Вот так теперь живет моя падчерица: в холоде, в полутьме, и моей вины нет. Я еще учла ее интересы.

— Матушка?..

Я повернулась. Анна вышла в зал, зажатая, но не забитая, и по-особому чужая — она всегда была мне чужой, но сейчас ее будто переодели для проб, уже в процессе поняв, что для роли она не годится. Открытое платье, в котором ей некомфортно, прическа по придворной моде ей не идет, рюшечки, кружева по всему наряду. Мое платье — не самый удачный эксперимент, но в сравнении с одеждой Анны шедевр модного дома.

Человеку дарят уверенность солидные капиталы. Купить можно многое — вопрос цены, но я отобрала у Анны последний шанс. Кондрат под присмотром Гашки, Фроськи и Марьи, которой я наказала до моего возвращения никуда из опочивальни не отлучаться и с детей ни на секунду глаз не спускать, и Пимену было говорено — что случится, тебе ответ держать. Что если у Анны все еще оставался сообщник, что если это кто-то из них?

— Что, Анна, каково тебе в доме мужнем? — ласково спросила я. Сфальшивила, сама уловила наигранность. — По отчему дому не тоскуешь?

Голову мне снести еще могут, но будь уверена, я и тебя утащу за собой. Мне хватит влияния показать, что это ты убила отца, я все могу для следствия «вспомнить» — соврать, но кто проверит. Сообщник твой или сообщница, может, и уцелеют, нет такого холопа, кто станет рубаху за тебя рвать на груди.

Анна покачала головой. Побольше искренности. Представить, что у меня тьма эмпатии, что я обеспокоена ее судьбой.

— Хорошего мужа я тебе сыскала?

Шелка и бархат, ты говорила? Хороший муж — шелка и бархат, но любопытно, что под шелками, сколько спрятано синяков, ведь добрый муж жене лицо никогда не портит.

Анна мялась. Вышла она не просто так, но снова кривила губы — и только. Взгляд отводит, один тяжелый вздох, второй, руки подрагивают, и с чем это связано, что она хотела сказать мне тогда в коридоре, задолго до свадьбы, и промолчала, ушла?

«Муж твой где», — хотела спросить я, но не успела. Явился дьяк — одетый по-домашнему, наспех, за спиной его торчал лакей.

Я поднялась, и Анна воспользовалась моментом — юркнула куда-то в полутьму.

— Любо, — кивнула я. — Ты-то мне, дьяк, и нужен. Вели дом протопить да прикажи мне сбитня подать медового.

Я величественно оглядывалась — где в этом доме укромное место, где мы сможем поговорить? Я нагоняла страху на бедного дьяка, но и Воронин не зря отирался во дворце — дружок, какой ты меня видел, и как тебе метаморфоза? Он, похоже, меня рожавшую предпочел забыть, коротко поклонился, указал на дверь, которую спешно перед нами распахнул лакей.

Дерево, дерево, пахнет влагой, по столу коварно крадется плесень. Я отписала достаточно средств, чтобы жизнь моей падчерицы была вольготной… только определила траты на бизнес, а не на жизнь. Сейчас я понимала, что это чутье, без которого никогда не бывает успеха. Дай я денег, и, может быть, шантаж продолжался бы бесконечно.

— Так какого холопа ты на дыбу забрать хотел, дьяк? — спросила я, не успев даже сесть, едва дверь за нами закрылась. Воронин замер, дернул уголком губ. Я без стеснения заняла единственное в кабинетике кресло. Пятеро, у него одна ножка подкошена, вот и играй тут главную роль. — Поведай, а я решу, казнить тебя или миловать.

Наступило молчание. Я ждала, чем дьяк будет парировать, он решал, какая степень открытости допустима. Слухи обо мне как о предпринимателе до него, бесспорно, дошли, вывод, какой я сыскарь, он должен сделать самостоятельно, и желательно быстро. Очень быстро.

— Молчишь, — я выразительно кивнула. — Ну что же, сама расскажу.

Сыскарь я паршивый, но мне повезло и не повезло одновременно. Сейчас у меня много козырей в рукаве, сейчас у меня отличные связи. Сейчас мне поверят — неточно, но вдруг, — какую бы чушь я ни несла. Поверит не дьяк, поверят выше: светлейший, которому розыск поручила императрица, и что он ограничился обыском в доме и исчез, меня устраивало. Если долго сидеть на берегу реки, умрет либо Ходжа, либо ишак, либо эмир, вот он и сидит.

— Наталья, холопка моя, пряталась в библиотеке. Ни я, ни боярин Фадей Никитич ей не удивились. Она проходила, ударила боярина в шею ножом. Я ничего и не заметила — темновато, да и в тяжести я была. А потом она и меня по голове ударила. Так дело было?

Белые нитки торчат из этой версии в разные стороны. Но преступление совершил человек, от которого ни я, ни боярин подвоха не ждали. Сыщик из дьяка как из свиньи верховая лошадь, но все же, все же, он на что-то намекал, когда говорил, что допросить холопов не выйдет…

— Так что, человече государев, — продолжала я, и внутри растекался противный трусливый холод, — на холопку тебе указало?

Дьяк разлепил губы. Да ладно, и где блестящий фат, которого я видела раньше? Холодный, жесткий взгляд, и схватка пойдет не на жизнь, а на смерть.

— Не на холопку, боярыня Головина. Кому как не холопке ты могла приказать? — произнес он негромко. Опасался, что нас подслушают? — Шкатулку ты лихо придумала. Закрутила, запутала, а как я пятна чернильные в сундуке нашел, так мне все ясно и стало.

Я вляпалась по самое не балуйся, поняла я, и все же шанс есть. Шанс, что я узнаю, чем дьяк Воронин может меня прижать, и разработаю контрстратегию.

Кого я обманываю, моры меня раздери?

— Шкатулку? —