Изумрудная скрижаль - Александр Руж

Анита подняла руку и в действительности наткнулась на шершавые волокна. От боли и страха дурман стал рассеиваться, мозг заработал с новой энергией.

Петля не примерещилась – вот она, здесь, захлестнула шею.

Анита открыла рот, но оттуда вырвалось лишь жалкое сипение. Она развернулась, чтобы увидеть своего врага. От резкого движения свеча погасла, опалив руку. Анита бросила ошметок стеарина и вцепилась в веревку, от которой уже хрустели позвонки.

Упала на колени. Недоставало еще, чтобы ее поволокли, как глупую упирающуюся собачонку на поводке. Хотя раньше она все-таки задохнется, уже и в груди сперло, и язык наружу, как у утопленницы…

Нож… Только так можно спастись! Анита возблагодарила небо за то, что, хоть и находилась в полуобмороке, все же догадалась поднять свое оружие с пола возле камеры китайца.

Нашарила на поясе костяную рукоять, сжала изо всех сил. Чиркнула лезвием по веревке, которую с другого конца медленно тянули куда-то в сторону лестницы. С первого раза веревка не поддалась, оказалась толстой и прочной. Враг понял, что задумала попавшая в силок пичуга, стал тянуть быстрее. Анита затрепыхалась, принялась пилить веревку, и та наконец лопнула – звучно, как гитарная струна.

Сразу стало легче, воздух ворвался в сухую гортань, живительной рекой потек глубже.

Темень была – хоть глаз выколи. Эх, и выколоть бы глаза гнусному убийце, который имеет привычку нападать вот так, исподтишка, наиподлейшим манером… Анита услышала рядом громкое дыхание, сослепу, не вставая с колен, размахнулась ножом, ткнула наугад.

Пронзительный взвизг пронесся по коридору, рассыпался на отголоски, пошел гулять под сводами. Из-за эха узнать голос было невозможно, да Анита и не концентрировалась на этом. Какая концентрация, выжить бы!

Тонко звякнуло… топот… тишина.

Анита хотела подняться – не смогла. Борьба с невидимкой отобрала последние силы, вымотала вконец. Что делать, поползла на четвереньках, а правильнее сказать, на двух коленках, левой ладони и костяшках пальцев правой руки, которой все еще стискивала рукоять ножа. Не верилось, что смерть снова миновала. А ну как коварный вражина только для виду дал стрекача, а сам затаился за поворотом и выгадывает момент для повторного нападения?

Двигалась наобум – туда, куда вело наитие. Теперь только ему и следовало подчиняться, других советчиков не имелось. От напряжения на руке открылся не успевший затянуться порез, кровь опять выступила на коже. Анита не видела ее, но вполне можно было довериться и осязанию. В довершение всего в ладонь впилось что-то острое. Шип? Нет, какой-то твердый граненый катышек величиной с горошину. Анита подняла его, ощупала. Непонятно что, но нельзя исключать, что его обронил враг. Значит, надо взять, спрятать на себе.

Она разогнулась, села на пятки, сунула находку в кармашек жакета. Веревка с петлей все еще болталась на шее. Анита сдернула ее, хотела выбросить, но передумала. Обмотала ею руку, крепко затянула. Кровь перестала течь.

Все, теперь прочь отсюда, под крыло к Алексу. Царапал ногтями заплесневелую стену, еле-еле поднялась. Шажок за шажком пошла вперед, тихо, осторожно, как годовалый ребенок, едва научившийся ходить.

Замок молчал. Его холодная громада дышала злом, готовым сию секунду вырваться изо всех пор и уничтожить маленькую обессиленную женщину.

Меньше знаешь, крепче спишь. – Еще одна. – Полынный настой и бутылка хереса. – Решимость благородного мужа. – Флирт для дела. – Разговор о Митридате, Ибн Сине и Полихисторе. – Жалкая добыча. – Птичка улетела! – Крик в башне. – Провокация. – Четвертое покушение. – Прошлое графа Ингераса. – Любовь и ревность. – Анита сетует на свою недогадливость. – Домашний арест. – Свет фонаря. – Гвардии поручик едва не получает затрещину – Птичка нашлась!

Анита и сама не могла бы сказать, как без света и почти без сознания разобралась в хитросплетениях коридоров и добралась до нужной комнаты. Упала в нескольких шагах от двери и провалилась в беспамятство. Хорошо еще, Максимов, сидевший возле камина, услышал шум, выскочил и увидел распростертую на полу супругу. Перенес ее на руках, уложил на кровать и погнал Веронику за графом.

Глоток бурбона привел Аниту в чувство. Упреждая вопросы, она наскоро поведала Максимову, что ничего страшного не произошло – руку разрезала сама, чтобы разговорить Вэнь Юна, подробности потом. Тут как раз примчался, забыв о своей чопорности, граф Ингерас, и Анита глазами попросила мужа: молчи! Графу же сказала, что порезалась случайно, наткнувшись в потемках на меч, упавший со стены. Вообразить себе такую ситуацию было непросто, и граф не поверил, но Анита не собиралась ничего добавлять.

Осмотрев ее, Ингерас пришел в необычайное волнение, сходное с бешенством.

– Вы были практически здоровы, сударыня, а сейчас… Столь обильная кровопотеря может вызвать рецидив. Вы отдаете себе отчет?

Анита винилась, сетовала на неосторожность, а граф все распалялся и твердил про то, что кровь – самое драгоценное, что есть в человеческом организме, и негоже разбазаривать сие богатство направо и налево. Слова были немного другие, но смысл именно такой. Аните эта воспитательная беседа наскучила, и она осадила графа нелюбезной репликой:

– Уж не считаете ли вы мою кровь вашей собственностью?

И что такого она сказала? Граф отшатнулся, словно от удара, и побледнел, хотя при естественной (а правильнее сказать, неестественной) белизне его кожи это казалось невозможным. И снова, как тогда, в подземелье, лицом к лицу с китайцем, Аниту посетило ощущение того, что она ходит где-то рядом с правдой, временами даже видит ее уголок, но дальше, на запретную территорию, не пускают.

Впрочем, в запасе наличествовал еще один козырь. И, быть может, пока граф выведен из душевного равновесия, самое время бросить его на стол.

– Из-за чего вы беспокоитесь, ваше сиятельство? По-моему, у вас в замке это в порядке вещей.

– Вы о чем?

– О крови. Ее здесь теряют все: и живые, и мертвые…

Насторожился. Ждал продолжения.

– Я сегодня не поленилась, заглянула еще раз в ваш склеп. Хотелось сказать последнее «прости» кухарке…

Брякнула упавшая тарелка – это зазевалась Вероника, разинувшая рот от любопытства. Максимов повелительным жестом выслал ее из комнаты, а сам, как и граф Ингерас, весь превратился в слух.

Анита упивалась произведенным впечатлением, говорила не спеша:

– Я подняла крышку саркофага, а там…

– Что? – хрипло спросил Максимов.

– Нет, Нова-Лингу была на месте, и даже с руками и ногами. Но ее тоже обескровили – как господина из Египта. Что вы на это скажете?

Вопрос был обращен к графу. Тот уже вернул себе утраченное самообладание, придал обезображенному лицу равнодушное выражение и откинулся на спинку стула.