Скептик. Рациональный взгляд на мир - Майкл Шермер

И в самом деле, команды состояли из молодых людей на пике сексуальной активности, которым сама эволюция велит вступать в серийные моногамные связи с женщинами репродуктивного возраста. Среди моряков, ходивших по Тихому океану с 1765 по 1793 г., 82,1 % были в возрасте от 12 до 30 лет, а еще 14,3 % – от 30 до 40 лет. Средний возраст команды Bounty был 26 лет. Когда моряки оказались на островах в южной части Тихого океана, итог – с эволюционной точки зрения – был неудивителен: из 1556 моряков 437 (28 %) заразились венерическими заболеваниями. Доля заболевших на Bounty была одной из самых больших – 39 % (Resolution Кука и Chatham Ванкувера возглавляют список с показателями 57 и 59 %, соответственно).

Блай знал, что произойдет, когда люди, находившиеся 10 месяцев в изоляции и тесноте, прибудут на Таити: «Женщины красивы… и у них хватает изящества, чтобы восхищаться ими и влюбляться. Вожди настолько расположены к нашим людям, что приглашают их пожить в племени и даже обещают богатые дары. В этих и многих других сопутствующих обстоятельствах, столь же заманчивых, ныне не следует удивляться… что собранье моряков, возглавляемое офицерами и не обремененное связями… уступит сильному соблазну… обосноваться в сердце изобилия на прекраснейшем острове в мире, где не надо работать, а соблазны развлечений превышают все, о чем можно помыслить».

Современная нейрофизиология показывает, что привязанность мужчин и женщин, особенно в начале развития отношений, имеет химическую природу и стимулирует центры удовольствия мозга подобно наркотикам. В книге «Фактор окситоцина» (The Oxytocin Factor) Керстин Увнес Моберг показывает, что окситоцин, гормон, выделяемый в кровь гипофизом во время секса, особенно оргазма, играет важную роль в формировании привязанности пары, нацеленной в ходе эволюции на долгосрочную заботу о беспомощном потомстве.

Десять месяцев в море ослабили привязанность к дому, затем добавились новые сильные связи, зародившиеся в результате сексуальных отношений на Таити (некоторые из них даже привели к сожительству и беременности), и это все вылилось в мятеж через 22 дня после отплытия с острова, когда мужчины потеряли терпение от желания восстановить эти связи (сам Кристиан несколько дней строил планы побега с Bounty на плоту).

Непосредственной причиной мятежа могли быть пьянство и гнев, но коренная причина кроется в эволюционно выработанных эмоциях, выплеснувшихся неуправляемо и с необратимыми последствиями.

Поэт XIX в. Джон Китс как-то посетовал, что Исаак Ньютон «уничтожил поэзию радуги, сведя ее к призме». Естествознание, жаловался он, приводит к тому, что «Дивились радуге на небесах // Когда-то все, а ныне – что нам в ней, // Разложенной на тысячу частей? // Подрезал разум ангела крыла, // Над тайнами линейка верх взяла, // Не стало гномов в копи заповедной»[53]. Современник Китса Сэмюэл Тейлор Кольридж соглашался: «Чтобы создать Шекспира или Мильтона, понадобились бы души пяти сотен таких, как сэр Исаак Ньютон».

Но разве научное объяснение какого-либо явления уменьшает его красоту или способность вдохновлять поэтов и вызывать эмоции? Мне кажется, что нет. Наука и эстетика дополняют, а не противоречат друг другу, они складываются, а не вычитаются. Меня практически до слез трогает вид этой размытой полоски света в телескопе – Туманности Андромеды. Не только потому, что она красива, но и потому, что я понимаю – фотоны света, попадающие на мою сетчатку, покинули галактику в созвездии Андромеды 2,9 млн лет назад, когда наши предки были гоминидами с крошечными мозгами. Еще больше мое воображение будоражит то, что лишь в 1923 г. астроном Эдвин Хаббл, используя 2,5-метровый телескоп на горе Уилсон, чуть выше моего дома у подножия Голливудских холмов, заключил, что эта «туманность» – на самом деле далекая внегалактическая звездная система огромных размеров. Впоследствии он открыл, что свет от большинства галактик смещен в красную область электромагнитного спектра (буквально разлагая радугу на тысячу цветов), а это значит, что Вселенная расширяется во все стороны от своей точки возникновения. В науке есть красота. Ричард Фейнман выразил взаимодополнение науки и красоты так:

Не меньше восторга вызывают последние попытки разобраться в эмоциях, описанных Хелен Фишер, антропологом из Университета Ратджерса, в книге «Почему мы любим»[54]. Вожделение усиливается дофамином, нейрогормоном, который вырабатывается в гипоталамусе и инициирует выброс тестостерона, гормона, вызывающего сексуальное желание. Но любовь – это эмоция привязанности, усиливаемая окситоцином, гормоном, который вырабатывается в гипоталамусе, накапливается в гипофизе и выделяется в кровь. У женщин окситоцин стимулирует схватки, лактацию и материнскую привязанность к вскармливаемому младенцу. И у женщин, и у мужчин уровень окситоцина повышается во время секса, достигая пика во время оргазма, он играет роль в укреплении привязанности пары, нацеленной в ходе эволюции на долгосрочную заботу о беспомощном потомстве (моногамные виды выделяют больше окситоцина, чем полигамные).

В Центре нейроэкономических исследований Клермонтского университета Пол Зак занимается изучением взаимосвязи уровня окситоцина, доверия и экономического благополучия. «Окситоцин – гормон хорошего настроения, и мы выяснили, что он влияет на решения испытуемых, даже когда они не могут сформулировать, почему чувствуют сами или вызывают в других доверие», – объяснил мне Зак. Он обнаружил, что уровень окситоцина растет, «когда человек видит, что кто-то склонен доверять ему». Зак считает, что доверие – один из самых важных факторов экономического роста и что для национального благополучия необходимо максимизировать положительные взаимодействия жителей, создавая надежную инфраструктуру, стабильную экономику, обеспечивая свободу слова, собраний и торговли.

Мы обретаем доверие к незнакомцам экспериментальным путем в социальных взаимодействиях. Джеймс Риллинг с коллегами в Университете Эмори, например, использовал функциональную магнитно-резонансную томографию для сканирования мозга 36 испытуемых в ситуации, известной как «дилемма заключенного», – игры, где сотрудничество и отказ от него приносят разные результаты в зависимости от действий других участников. Они обнаружили, что у сотрудничающих активировались те же области мозга, что реагировали на сладкое, деньги, кокаин и красивые лица. Точнее, самыми активными были нейроны, богатые дофамином (тем самым зельем страсти, которое также связано с зависимым поведением), в вентральном стриатуме – «центре удовольствия» мозга. Что показательно, сотрудничающие испытуемые сообщали о повышении доверия и дружеских чувств к партнерам-единомышленникам.