Дредноуты - Владимир Контровский

На такой дистанции вероятность встречи торпеды с тридцатитысячетонной тушей дредноута, идущего двадцатиузловым ходом, была ничтожно малой, но любая вероятность когда-нибудь да реализуется. Германские крейсера стреляли с рассчитанным упреждением, под острым углом к линии длинных силуэтов, перекрывающих друг друга, и одна из восьми торпед случайно – или всё-таки закономерно? – нашла борт второго английского мателота.

Англичане знали о наличии у немцев сверхмощных торпед и принимали контрмеры. Но «Ройял Соверен» ещё не был снабжён противоторпедными наделками – булями, которые появились на «Рэмиллисе», последнем корабле серии «R» (хотя не факт, что они оказались бы спасительными при попадании 600-мм германской торпеды по миделю). Считалось, что противоминная защита «ройялов» выдержит удар 500-мм торпеды, а уж тем более 450-мм. Однако против Н-8 она не устояла: взрыв четверти тонны тротила вспорол борт английского линкора как бумагу, смял и покорёжил все «буферные» отсеки. Двухдюймовая продольная переборка лопнула, и рычащий водяной поток ринулся в корабельное чрево. Дредноут осел, набрав за считанные минуты чудовищную порцию воды; со змеиным шипением взметнулись вверх струи пара, а затем взрыв котлов, залитых холодной водой, разворотил днище «Ройял Соверен» и вспучил палубы. И Северное море с жадностью голодного питона проглотило свою добычу: один из лучших линейных кораблей Гранд Флита.

* * *

Внезапная быстрая гибель «Ройял Соверена» ошеломила британцев. Они приписали её германской подводной лодке, которые казались вездесущими, и повернули «все вдруг» на NNO, спеша покинуть опасный район. Но сделать это удалось не всем: «Ройял Оук» попал под сосредоточенный огонь «Бадена» и «Байерна», а затем и «Макензена», отставшего из-за повреждений от крейсеров Хиппера. Флагманский корабль вице-адмирала Стэрди около часа держался под огнём двух десятков тяжёлых орудий, и к 15.30 являл собой зрелище жуткое. Из проломов в палубе вырывались языки огня, из разбитых башен торчали под разными углами замолчавшие орудия. Крылья мостика были снесены ударами снарядов как будто срубленные взмахами гигантского клинка, и обнажился бронированный цилиндр боевой рубки – голый и очищенный от всего внешнего архитектурного обрамления словно череп, с которого сняли скальп. Внешне эта «кастрюля» выглядела целой, но живых в ней не было: пятнадцатидюймовый снаряд сорвал броневую дверь правого борта, а следующий, упавший возле вскрывшегося проёма, убил всех находившихся внутри.

О чём думал в последние минуты жизни адмирал Стэрди, погибший в боевой рубке «Ройял Оука»? Быть может, о том, что расстреливать рейдеры, по всем статьям уступавшие его линейным крейсерам, и вести беспощадный бой с равным противником – вещи очень разные? Кто знает…

К шестнадцати часам, принимая добивающие удары немецких снарядов, «Ройял Оук» медленно и величественно повалился на борт и скрылся под волнами как воин, умирающий от ран. Но умер он не в одиночку, а в очень достойной компании.

Адмирал Рейнхард Шеер, тогда ещё не «фон», сказал как-то «Одно попадание может решить судьбу самого мощного корабля». Германский флотоводец не знал, что эти его слова подтвердятся судьбой одного из новейших его кораблей.

Взрыв артиллерийских погребов линейного корабля

«Ривендж» и «Резолюшн», отходя на северо-запад, огрызались кормовыми башнями, отбиваясь от наседавших «Заксена» и «Вюртемберга». Они стреляли бессистемно и наудачу, однако один из их выстрелов оказался «золотым». Трудно сказать, по какой причудливой траектории летел британский снаряд, поразивший «Вюртемберг»; как бронебойный стилет нашёл дорожку между пластин тяжёлой брони, в которую, словно рыцарь в доспехи, был закован германский дредноут, и какие преграды он пронзил на своем пути, не взорвавшись при этом на полдороге. Английский снаряд проник в артиллерийский погреб «Вюртемберга» и разорвался там, и громадный корабль развалился на куски в исполинском веере взрыва, сопровождавшего детонацию боезапаса. И в этом веере исчезли бесследно и командир лучшего линкора флота кайзера, и старший артиллерист Крейцер, и наводчик Ганс Риттер, и ещё тысяча сто семьдесят немецких моряков.

* * *

Артиллерийский бой на короткой дистанции – в клинче – занятие убийственное для всех его участников. На расстоянии тридцать пять-сорок кабельтовых броня перестаёт быть надёжной защитой – четырнадцати– и пятнадцатидюймовые снаряды пробивают её насквозь и рвут уязвимые корабельные внутренности огненными вихрями взрывов. Есть только один способ выиграть такой бой: успеть вогнать в противника больше снарядов, чем это сделает он, и отправить его в нокаут раньше, чем это удастся сделать ему. В таком бою всё решает меткость, скорострельность и число орудийных стволов, и если по первым двум параметрам англичане могли состязаться с немцами, то по количеству орудий крейсера вице-адмирала Хиппера имели явное преимущество перед линкорами контр-адмирала Эван-Томаса.

Способность любого корабля поглощать снаряды и копить боевые повреждения имеет предел, и к пятнадцати часам «Бархэм», принявший не менее сорока крупнокалиберных снарядов, достиг этого предела. По нему били три германских линейных крейсера, а помогал один только «Вэлиент». Повреждённая «Малайя» выходила из боя, прячась в спасительной мглистой дымке, – кроме гипотетической угрозы подводных лодок существовала и угроза реальная: за крейсерами Хиппера прыгали на волнах хищные «хохзееторпедоботен», готовые к атаке. Командир «Малайи» здраво рассудил, что отбивать эту атаку без уничтоженной ещё утром противоминной артиллерии одного борта ему будет, мягко говоря, трудновато, и предпочёл выполнить приказ «Отход», увеличивая расстояние до немецких кораблей. Два оставшихся корабля Эван-Томаса тоже были бы рады прекратить бой и отойти, но этому решительно воспротивился адмирал Хиппер, имевший насчёт этих потрёпанных британских дредноутов несколько иные намерения.

К счастью для «Вэлиента», немцы сосредоточились на «Бархэме», и это – и ещё атака английских эсминцев – помогло ему выйти живым из боя. А «Бархэм» тонул: он имел уже четыре серьёзные пробоины, и близкие разрывы (которых набрался не один десяток) нанесли дополнительные повреждения его подводной части. Разошлись швы, через выбитые заклёпки вода журчащими струйками (на вид такими красивыми) заполняла отсеки тонущего корабля, засасывая линкор в пучину. «Бархэм» затонул в половине четвёртого – затонул на ровном киле, погружаясь кормой. Линкор затонул без взрывов, затонул тихо и смиренно, и унёс с собой Эван-Томаса, смертью своей искупившего все свои ошибки, допущенные им в течение дня.

Флагманский корабль Хиппера вскоре разделил судьбу флагманского корабля Эван-Томаса – свыше тридцати британских тяжёлых снарядов, попавших в «Граф Шпее», сделали своё дело. «Максимилиан, – думал адмирал Хиппер, глядя с качающейся палубы эсминца на свой оставленный и тонущий корабль, – погибший при Фольклендах, вернулся и отомстил. А теперь он снова умирает: мавр сделал своё дело…».

…Наступали сумерки, и сгущавшаяся темнота прервала артиллерийский бой, разведя противников по разным углам ринга.