Бельский - Геннадий Ананьев

— Слал Иван Васильевич посольство в Данию. Король датский Фредерик будто бы в мире со Швецией, на самом деле весьма ее опасается. Вот наш царь и предложил Фредерику заключить союз против шведов и ляхов. Как раз в то время, как ты ездил на Белоозеро, прибыли послы от Фредерика Яков Ульфельд и Григорий Ульстамф с таким словом: Дания готова на союз с Россией против Польши и Швеции, если Россия вернет ей захваченные в Ливонии датские владения: Габель, Леоль, Лоде. Чтобы не уступить, коль в союзники стремишься, увы, упрямые думные бояре уперлись рогами, аки козлы своенравные. А что в итоге получилось? Перемирие на пятнадцать лет, обещание не помогать ни деньгами, ни людьми Баторию, да свобода торговли для купцов. Пшиком, выходит, и здесь все окончилось.

— Что же Грозный не приструнил бояр?

— По моему разумению, его самого гордыня цепко за бороду держит. Очень цепко.

И умолк, испугавшись столь вольного слова о царе-батюшке, за которое можно лишиться живота своего.

Но Богдан даже бровью не повел, и это ободрило тайного дьяка.

— Пшиком закончилось и заигрывание с Магмет-Гиреем, заступившем вместо умершего отца Девлет-Гирея. Послом к нему Иван Васильевич направил князя Мосальского с богатыми дарами и обещаниями даров ежегодных, если он согласится на союз против Батория. Дары хан принял с охотой, ответил, однако же, так: вернуть Крыму Астрахань, свести казаков с Дона и Днепра. Еще просил четыре тысячи рублей. Условия неприемлемые, и все же государь послал Магмет-Гирею тысячу рублей, еще щедрые подарки для жен ханских и детей его. Бесцельно только и это оказалось. Баторий заплатил больше, и разбойный хан отдал ему свое дружелюбство. Только, как я понимаю, нас он тревожить не станет крупным походом. Урок, преподанный его родителю Девлет-Гирею, не выветрился еще из памяти разбойников.

— Выходит, на нас он не пойдет, но и Баторию нечего бояться Крыма?

— Да. Он обезопасил себя с юга. А ему это очень важно. Рать под его рукой не слишком большая, около двадцати тысяч. Польский отряд, пять тысяч венгерской пехоты, несколько тысяч литовских конников, остальные наемники. Огненного снаряда — кот наплакал. Пушек семьдесят или восемьдесят всего.

— Наших, должно, вдвое больше?

— Не вдвое, а втрое. Разрядный приказ, сняв изрядно рати с Оки, собрал без малого шестьдесят тысяч пехоты и конницы, да мощный огневой заряд. Все бы хорошо, только стоит войско не там, где бы оно полезней оказалось. В Ливонии в основном все полки. А Баторий туда не пойдет. Он хитрит. Мне донесли, что король сейму обещал прилепить Россию к польской короне, тогда Ливония сама признает владычество Польши. Цель Батория, сделать польское королевство главенствующим над всем славянским миром. Устремления, как видишь, великие.

— А не подавится ли?

— Может быть. Но он идет на риск, вполне понимая, либо Польше быть главою северо-востока, либо Руси. А если так, то Польша неминуемо подпадет под русскую корону. Далеко вперед глядит, и в этом ему не откажешь. Не откажешь и в разумности ратной. Он вроде бы за Ливонию спорит с Грозным, сам же вострит копье, по моим сведениям, на Полоцк. На Свири он собирает свою рать в кулак, делая это весьма осторожно, без лишней огласки.

— Извещал ли ты об этом Ивана Васильевича?

— Не единожды. Только он почему-то оставляет мои доклады без внимания. Ни слова Разрядному приказу о перемещении рати из Ливонии на путь Стефану Баторию. Тайные вести, мною полученные, я вручу тебе. Подкрепишь ими свое слово. Глядишь, послушает тебя.

— Попытаюсь.

— Теперь о другом. О тайне, какую не знают даже думские бояре. Государь послал одного из любимцев английских гостей, Горсея, за свинцом, серой, медью, порохом и селитрой. Думаю, еще до ледостава доставят они груз на кораблях в порт Святого Николая. По моему разумению, царь пошлет тебя встречать Горсея и переправлять привезенное им в Вологду.

— Отчего такое твое разумение?

— А кому больше поручать тайное, как не главе Тайного сыска?

— Увидим. Давай дальше.

— Погоди подгонять. Послушай прежде полезный совет. Горсея Грозный зря ли послал тайно от всех? Прежде в Англию он посылал Дани или Сильвестра за тем же самым. Тот воротился с письмом от королевы, но его будто бы убило молнией. Она к тому же сожгла дом, в котором он остановился. Сгорело и послание королевы английской. Думка у меня такая, не Батория ли люди расстарались, чтобы мы не получили от Англии нужное нам? Потому совет мой тебе: в Холмогорах остановись у воеводы городовой рати, но особенно осторожничай в Архангельске, квартируй только у начальника порта. У него и трапезуй. Больше ни у кого. Горсея тоже оберегай как зеницу ока.

Замолк, чтобы не сваливать в одну кучу все новости, а разделить их по полочкам:

— Вот теперь можно и дальше. И чем дальше, тем увлекательней. Жена или сожительница, как ее именовать, не берусь разгадывать, Наталья Коростова бесследно исчезла. Даже я, тайный дьяк, не могу узнать, где она.

— Но он же страстно ее домогался. Дядю ее, новгородского архиепископа Леонида, кто противился этому союзу, одев в медвежью шкуру, затравил собаками. А прошло с тех пор совсем немного. Несколько месяцев.

— То-то и оно. Теперь он положил глаз на дочь опального боярина Федора Нагого Марию. Красоту Марии, а она действительно велелепна, расписал Ивану Васильевичу князь Одоевский. Он же устроил так, чтобы царь лицезрел красавицу. Вот так все и решилось. В самое скорое время быть свадьбе. Все бы ладно, но мне не совсем понятно одно: царь, готовясь взять в жены Марию Нагую, имеет мысль ожениться с королевой английской.

— Это и впрямь тайна из тайн. Кого царь послал сватом?

— Никого. Горсею поручил сватовство.

— Уверен, не согласится Елизавета.

— Не могу ничего определенного сказать. Тут я бессилен. В тайны женщин разве проникнешь? А вот факт сватовства к одной и свадьбы с другой меня удивляет. Но более всего удивляет другое: государь наш основательно занемог. И царевич Иван тоже. До свадеб ли ему?

Новость для Богдана очень важная. Значит, не сидит сложа руки Борис Годунов. Но ловко ли ведет свое дело? Спросил:

— От естества болезнь или?..

— В том-то и дело, что — или.

— Чьих рук дело?

— Боюсь оговорить. И еще одна у меня опаска, чья рука видна, того не вдруг схватишь за эту руку. Он свою сестру Ирину отдает замуж за царевича Федора.

Даже здесь, в Тайном сыске, где подслушивание вряд ли возможно, тайный дьяк не осмелился назвать имя Бориса. Для оружничего это о многом сказало. Вот теперь он понял, отчего вчера Борис не поспешил в его дом, хотя не мог не знать о его возвращении. И еще понял, что умолчать об услышанном от дьяка не сможет без риска лишиться живота своего, предварительно покорчившись в пыточной. Но понял и то, что имя Годунова не должен называть самолично.

— Кто в подручных?