Дина. Чудесный дар - Лене Каабербол

Наконец руки ее успокоились, и последние остатки камыша отлетели в ил.

– Посмотри на меня.

Это прозвучало так тихо и так неожиданно, что поначалу я подумала, будто ослышалась.

– Что ты сказала? Роза встала.

– Посмотри на меня! – чуть громче повторила она. – Посмотри, чтоб я знала, на что решаюсь.

Порой в глубине души возникает такое, что не выразишь словами. Нечто в этом роде я как раз и испытала в тот миг. Я не произнесла ни слова. Я лишь посмотрела прямо в глаза своей подруге, мне хотелось, чтоб она поняла: я знаю, она сильная, храбрая и мужественная девочка.

Хорошо бы закончить мой рассказ здесь – среди зарослей камыша, где мы были все вместе: Роза, и я, и Нико, и матушка, и вечерняя звезда. Только в жизни так не бывает. В жизни история всегда продолжается. И поэтому я вынуждена рассказать также, что случилось потом…

Почти две недели занял у нас путь домой, в Березки. Будь у нас крепкие, отдохнувшие лошади, дорога заняла бы меньше чем полдня, но у нас крепких отдохнувших лошадей не было, не было даже и крепких отдохнувших ног. У меня началась гнойная лихорадка и я вообще не в силах была держаться на ногах.

Зять повара доставил нас в маленькое селение, всего из четырех домов, прямо посреди болота – Пуховой Топи, к западу от Дунарка, в противоположной стороне от Березок. Там мы укрылись, выжидая, покуда я наберусь сил. И наше возвращение домой было не быстрой скачкой верхом по проселочной дороге, а попросту медленным шатанием по тропам и выгонам, по скрытным тайным следам, что трудно было разглядеть.

Однако же долго ли, коротко ли, но мы увидели наконец пригорок, поросший светлыми березками, давшими имя селению. И – ох! Как я мечтала улечься в мою собственную постель в Доме под Липами, и проснуться вместе с Давином, Мелли, и встать с кровати, и выйти в кухню к завтраку – к овсяной каше и к материнскому чаю, настоянному на черной смородине.

Но это не состоялось. Потому что Дома под Липами больше не существовало. Когда мы миновали последний поворот дороги, то увидели, что никакого побеленного известью дома, что гостеприимно встретил бы нас, нет. Была лишь развалина, черные закопченные стропила и балки ощетинились, вздымаясь навстречу небу, словно колючки испуганного ежа. Все было разорено. Они попытались сжечь даже деревья во фруктовом саду. Крышка колодца была разбита, а внизу плавали вздувшиеся останки пятнистых козлят. Пройдут годы, прежде чем кто-нибудь сможет испить воды из этого колодца, – они забили всех животных, которых им удалось поймать. Повсюду валялись дохлые куры и кролики.

Одна-единственная оставшаяся в живых курица бродила, кудахтая, в развалинах и, завидев нас, в испуге удрала.

Поначалу мы все просто окаменели. Потом матушка, издав странный хриплый вскрик, бросилась бежать с пригорка вниз, в селение. Я хорошо знаю, о чем она подумала. Никто из нас не сомневался: то была месть Дракана. И матушку охватил ужас, что месть эта настигла также Давина и Мелли.

– Жаль, что я не убил его тогда! – решительно и твердо сказал Нико. – Тогда бы этого не случилось.

– Откуда нам знать… – сказала я, думая о другом. – Ведь есть еще Несущая Смерть, его мать.

Но сама я пламенно желала, чтобы Нико нанес удар по-настоящему.

Если только с Давином и Мелли что-то случилось…

Но с ними ничего не случилось. Когда явились разорители – дружинники Дракана, они успели спрятаться у Рикерта Кузнеца и Эллин на сеновале, прежде чем драконарии добрались до селения.

Дракан всячески соблазнял жителей Березок льстивыми речами, суля им большие деньги, но когда дошло до дела, те все же встали на сторону детей Пробуждающей Совесть и оберегали их. Даже Страшила был цел и невредим, хотя Давину пришлось удерживать пса, чтобы помешать псу облаять Дракана.

В тот вечер мы сидели в поварне у Эллин и Рикерта Кузнеца, пытаясь свыкнуться с мыслью о том, что такого понятия, как «домой, в Дом под Липами», больше не существовало. В это просто не верилось!

Удивительно было и то, что жители селения, как бы проходя мимо, являлись один за другим, принося нам дары, снедь, да и вещи, которые им «все одно не нужны».

Они вели себя почти так, будто это они виновны в том, что Дом под Липами превратился ныне в черную, обуглившуюся развалину. А ведь это было вовсе не так.

Наоборот, они, что самое важное, помогали спасти его. Я, по правде говоря, никогда в жизни не испытывала таких теплых чувств к Мельникову семейству, как в нынешний вечер. Но все это ничуть не влияло на то обстоятельство, что нам оставаться в Березках было невозможно.

Ныне все мы оказались бездомными: Вдове нельзя было вернуться в свой дом за церковью Святой Аделы, а Розе – к ее матери в то маленькое жилище над вратами в Грязном городе. Мистеру Маунусу, пожалуй, больше всего недоставало его мастерской с порошками, жидкостями и колбами. Что до Нико… да, Нико в некотором роде потерял целый город!

– Можно, конечно, податься в горы к бабушке, – осторожно и как бы испытующе предложила Вдова. – В Высокогорье!

– Пожалуй, можно, – ответил Мистер Маунус. Однако же вид у него был вовсе не такой, будто подобная возможность пришлась ему по нраву. – Но если бы у меня было желание посвятить свою жизнь тому, чтобы пасти овец да пить ячменное пиво, то я, наверное, вообще никогда не отправился бы в Дунарк!

– Бабушка, верно, радушно примет нас! И даже Дракан не посмеет враждовать с кланом горцев. Мы будем там в безопасности.

– В безопасности, – вздохнула матушка. – Как раз теперь это звучит прекрасно!

Мистер Маунус рассказывает, что на Высокогорье овец куда больше, чем людей. Может, это и так, но, несмотря ни на что, люди здесь все же есть. Они говорят чуточку иначе, чем народ на равнине в Низовье, однако не настолько, чтоб их нельзя было понять.

Нам удалось уже поставить стропила нашего нового дома и уложить вверху, на крыше, дерн, как принято это здесь. И все члены клана Кенси помогали нам. А потом был праздник, и мы с Розой выучились плясать «медведь да лосось» – это шуточный, чудной, дикий и быстрый танец жителей Скайского Высокогорья. Парни вертят девушек и перебрасывают их из рук в руки друг другу. Это было весело, но потом у меня ужасающе разболелась укушенная драконом рука. Она все еще по-настоящему не заживала, и мне, как обычно, приходили на ум недобрые мысли о мельниковой Силле.

Нынче вечером мы впервые будем ночевать в нашем новом доме. Здесь чудесно пахнет свежим деревом. Но мне по-прежнему не хватает Дома под Липами в Низовье. Этому, как видно, конца не будет. Однако, по-видимому, мне придется по душе жить здесь. Ведь во всяком случае у меня есть матушка, Давин и Мелли. Матушка, Давин, Мелли – и Роза.