Сталин против партии. Разгадка гибели вождя - Александр Костин

Сразу с железнодорожного вокзала он направился в обком партии, к его первому секретарю А.С. Чуянову, который, несмотря на позднее время, работал у себя в кабинете. Предложил немедленно заняться разбором поступившего в ЦК письма. Чуянов подтвердил, что в тюрьме под следствием находится свыше 30 партийных, советских и хозяйственных работников, обвиненных во вредительской деятельности. Тут же вызвали начальника областного управления НКВД, попросив его доставить в обком личные дела подследственных. Папками с ними вскоре завалили кабинет секретаря.

Пономаренко, несмотря на возражение чекиста, тут же вместе с Чуяновым приступил к проверке первого дела. «Один день в тюрьме — это пять лет жизни, — сказал он. — Будем работать сутками напролет, но поручение Центрального Комитета выполним как можно быстрее». Чуянов, понимавший необоснованность многих арестов, согласился с ним, а начальник областного управления НКВД, сославшись на поздний час, уехал домой.

До утра Пономаренко с Чуяновым тщательно изучили несколько дел. Все они были основаны на малоубедительных, а то и просто надуманных обвинениях. Когда пригласили тех, кто сигнализировал о «вредительской деятельности» арестованных, стало ясно, что все обвинения липовые.

В течение трех суток с небольшими перерывами на сон и еду Пономаренко с Чуяновым занимались проверкой возбужденных дел. Серьезные основания для привлечения к суду за «вредительскую деятельность» нашли только в четырех. Остальных людей, несмотря на яростные возражения начальника областного управления НКВД, приехав в тюрьму, выпустили, извинившись перед невинно пострадавшими людьми. При этом Пономаренко ссылался на директивы ЦК, что помогло снять все преграды. Но уже вечером в Сталинградский обком позвонил из Москвы Маленков и в повышенном тоне потребовал от Пономаренко прекратить самовольные действия. Ему уже звонили из областного управления НКВД, а затем и сам всесильный глава НКВД Ежов с жалобой на «ставшего на сторону врагов народа» инструктора ЦК. «Никто не позволит вам либеральничать, — выговаривал в телефонную трубку Маленков. — Вы превысили свои полномочия и понесете за это самую строгую ответственность». «Я к этому готов, — ответил Пономаренко. — Но прошу заметить, что наши с Чуяновым действия поддержали все члены бюро обкома. Все они подписались под письмом, которое направлено в ЦК».

Вот об этом конфликте Маленков и рассказал Сталину, зная, что ему все равно доложат о письме руководителей областной партийной организации.

— Как фамилия того инструктора? — спросил Сталин.

— Пономаренко, он работает в аппарате недавно. Рекомендовал лично товарищ Андреев. Претензий по работе нет. Характеризуется положительно. Вот только с партийной дисциплиной у него явный непорядок… Может заупрямиться и стоять намертво на своем.

— Это не тот ли ершистый молодой человек, который отстоял учебник по металлургии?

— Да, именно он, товарищ Сталин.

— Ну, а почему вы обращаетесь прямо ко мне, что вы сами-то сделали, чтобы решить этот вопрос?

— Я предупредил инструктора о самой строгой ответственности, которую он понесет за свои самоуправные действия по возвращению в Москву, просил его изменить свою позицию. Но он моему указанию не подчинился. Заявил, что послан в Сталинград не Маленковым, а Центральным Комитетом партии, и что принял решение, руководствуясь своим партийным долгом и совестью коммуниста. Изменить свое решение его не заставит никто, даже сам товарищ Сталин.

Маленков как опытный аппаратчик понимал, что молодой партийный работник будет отстаивать свою позицию и наверняка обратится к своему протеже Андрееву, а к нему Сталин относился с большим уважением. Да и сам вождь с его феноменальной памятью наверняка вспомнит фамилию того инструктора, из-за которого на совещании в ЦК по изданию научной и учебной литературы Маленков получил изрядную взбучку.

— Инструктор прав, — после небольшого молчания сказал Сталин. — Генеральный секретарь не может изменить постановления Центрального Комитета, так же как и заставить рядового коммуниста действовать против его совести. А что касается НКВД, так его действия как раз и проверялись.

Позже, когда окончательно выяснилось, что обвинения против сталинградских работников были действительно сфабрикованы, и что имела место явная попытка расправиться с настоящими коммунистами, честно служившими советской власти, Сталин в довольно резких тонах отчитал Ежова и предупредил его, что за продолжение таких беззаконий он понесет самую суровую ответственность. К этому времени стало ясно, что НКВД явно перебарщивает по части массовых арестов «врагов народа»[92].

Это был критический период в истории непримиримой борьбы Сталина с высшей партноменклатурой по искоренению системы коллегиального руководства страной. Начавшаяся по инициативе Сталина «чистка» рядов высшей партноменклатуры переросла в почти неконтролируемую со стороны руководства страны фазу массовых репрессий, когда Сталину пришлось отступить от задуманного плана и остановить кровавый разгул озверевших партийных руководителей регионов и подчиненных им руководителей местных органов НКВД. В январе 1938 года было принято специальное Постановление ЦК ВКП(б) по этому вопросу, где резко осуждались необоснованные репрессии и намечались меры по исправлению допущенных злоупотреблений.

Вскоре после этого Пономаренко, направленного в Белоруссию возглавить республиканскую партийную организацию, вызвали к Сталину. Тот без обиняков сказал ему, что Пономаренко направляют для наведения порядка в республике и, прежде всего, для прекращения репрессий. В руководство республики, да и в местные органы власти пролезло немало людей, умышленно вредивших партии, срывавших строительство новой жизни. Миндальничать с этими явными и замаскированными врагами народа было нельзя. Но наряду с ними пострадало немало честных и преданных советской власти людей. Республиканские органы НКВД явно перестарались и, несмотря на принятые партией решения, продолжают необоснованные аресты.

— Вам надо унять этих людей, — сказал Сталин, — и наладить работу партийных организаций, которые, похоже, растерялись и слепо идут на поводу у распоясавшихся чекистов.

Вождь подошел к Пантелеймону Кондратьевичу и продолжал с горечью, как бы оправдываясь:

— Люди на руководящие посты попадают случайные, выслуживаются как могут. А партия — единственное ведомство, которое должно наблюдать за работой всех, не допускать нарушений.

— Но, товарищ Сталин, я там человек новый. Местные органы и разные ведомства могут быть недовольны моими действиями. У них там наверняка круговая порука. А мне одному трудно будет с ними справиться.

— Вы не из робкого десятка, потому туда и посылаем. Конечно, не для того они сажали, чтобы кто-то пришел и выпустил. Но ведомств много, а первый секретарь один. И если не поймут, поясните им это. От того, как вы себя поставите, будет зависеть ваш авторитет и успешность работы. Но главное— налаживайте активную работу партийных организаций и опирайтесь на них.