Исцеление в жизни и смерти - Стивен Левин

Позвольте ей наконец просто быть. Пребывать в любящей доброте, в чутком исцеляющем милосердии.

Ощутите фаллопиевы трубы, которые, подобно ветвям, расходятся в стороны от этого древа жизни, мощный ствол влагалища выходит через шейку матки к её просторному куполу, а её ветви, подобно рукам, протягиваются, чтобы заключить её в объятия.

Ощутите, как любящая доброта постепенно разливается по матке, наполняя её исцеляющим милосердием и нежностью, и как жизнь постепенно проникает в ветви дерева, через которые всегда протекала квинтэссенция всякой жизни.

Позвольте свету, наполняющему матку, постепенно заполнить собой каждый ответвляющийся от неё канал.

Ощутите воздушную нежность, напоминающую распускающуюся листву, у завершения этих каналов и почувствуйте яичники, мерцающие, подобно плодам, наполненным семенами, на конце каждой ветви.

Позвольте свету этого сердца наполниться милосердием к себе.

Исцелить себя любящей добротой, принять себя, осуществить себя, обрести целостность.

Почувствуйте, как свет, тёплый золотистый свет наполняет матку, наполняет ветви дерева, мерцает в яичниках, сверкает в семенах жизни, которые они хранят.

Ощутите, что вся ваша матка, всё это древо жизни наполнено светом. Милосердием. Наконец, нежным состраданием.

Чуткой заботой.

Пусть матка наполнится вашей любовью к себе, ко всем чувствующим существам.

Пусть ваше сердце примет матку, пусть оно постепенно погрузится в неё, чтобы верхнее и нижнее сердце соединились, образовав мерцающую звезду бытия, доброты, целостности.

Пусть это произойдёт. Позвольте этому случиться.

Позвольте этим сердцам принять друг друга.

Позвольте сердцу погрузиться в матку, принять себя в целостности, милосердии и радости.

Пусть засияет свет.

Да обретём мы свободу от прежней боли и заблуждения.

Пусть нашу матку и сердце наполняет их собственное естественное сияние.

Да обретём мы единство с собой.

Чтобы пребывать в мире.

Пусть все существа будут свободны от страдания.

Пусть все существа познают радость и исцеление своей истинной сияющей природы. Пусть все мы соединимся в милосердии, ненасилии, сострадании.

Да обретём мы исцеление и мир.

Пусть все существа будут свободны.

Пусть все мы будем свободны.

Когда несколько лет назад меня пригласили провести семинар совместно с одним известным целителем, за пару минут до его начала ко мне подошёл журналист местной газеты и задал следующий вопрос: «Кто вы – целитель или человек, облегчающий людям смерть?» На что я недолго думая ответил: «Не знаю».

Этот вопрос чем-то напомнил мне другой: «Следует ли мне и дальше стремиться к исцелению или лучше дать себе умереть?» Вопрос репортёра был порождён тем же разделением на жизнь и смерть, что звучит в этом вопросе – заблуждением, которое не позволяет нам глубоко исцелиться и проживать свою жизнь в полную силу. Оба вопроса исходят из предпосылки, что смерть противостоит жизни. В них слышится: «Жить или умереть?» Но жизнь – это процесс, и смерть – лишь одно из событий в этом обширном потоке. Суть не в выборе: жизнь или смерть, исцеление или умирание, но в жизни, которая вбирает в себя смерть, в исцелении, вбирающем в себя всё. То есть мы проживаем свою смерть, исцеляемся, умирая.

После семинара мы с Ондреа анализировали вопрос, заданный репортёром. В каком-то отношении он был похож на дзенский коан: на него невозможно было ответить, и в то же время ответ был самоочевиден.

Когда мы поразмыслили над этим вопросом, стало ясно, что наша работа – даже написание этой книги – нацелена не на то, чтобы «осознанно умирать» или быть «всесторонним целителем», но чтобы мы могли стать паломниками на пути, что вслепую нащупывают дорогу к истине, что непрестанно творят своё тело в уме и непрестанно созерцают проявления ума в теле. На обширном экране сознания всё можно видеть предельно ясно – как раскрывается сердце, как непостоянно каждое мгновение.

На пути пилигрима любые заслуги – только лишняя поклажа, которую придётся с собой тащить, и, скорее, она вызывает усталость, чем приносит удовлетворение. Любые самоопределения, даже «умирающий» или «целитель» тогда видятся лишь как очередные модели, очередные представления и сны, разграничения, существующие в уме, сущности, притягивающие наше страдание. Они только усиливают нашу отдельность, выделяют нас и приводят к страданию. Ведь каждый раз, когда возникает особость и разделённость, будь то страх или гордость, экстаз или влюблённость, сомнение или заблуждение – настолько сильные, что возникает отождествление с этими качествами, ощущение, будто мы являемся только ими, исцеление приостанавливается, а связь с всеобщностью ослабляется. Когда мы находимся в ловушке нашего отдельного ума, наше отдельное тело почти утрачивает ко всему открытость.

Поэтому здесь возникает ещё один вопрос: «Что мешает нам прямо сейчас увидеть, в каком направлении может развиваться наше естественное исцеление?» И тут же сердце шепчет, что только ошибочное отождествление нашего «я» с телом удерживает нас в отдельности. Такая же узкая идентичность, как обнаруживается, во многом присутствует в уме/теле, отождествляющем «я» с этой болью. Только моё тело, моя боль – именно они воспринимают болезнь или травму как личную неудачу. Но когда сознание начинает видеть их как «эту боль в этом теле», в Большом теле и Большом уме словно бы возникает пространство для исцеления. Затем границы наших прежних отождествлений с болью и болезнью размываются, а ум/тело получает возможность ещё глубже проявить ту широту и гармонию, из которых можно черпать исцеление.

Так ощущают себя люди, которые стали видеть не «свой ум, свой гнев, свой страх, свою проблему, связанную с исцелением», но относиться к этим былым преградам и препятствиям как к «этомууму, этому гневу, этой трудности, мешающей исцелению». Они перестали – что было очень заметно – принимать своё страдание близко к сердцу. Когда каждый стал вместо своего ума видеть ум вообще, все проблемы обрели возможность решения. Эти люди стали устанавливать связь со своим умом, а не отгораживаться от него. Тогда ум и тело из тюремной камеры превратились в учебную аудиторию.

В этом исследовании время от времени даже можно заметить, что хотя тело страдает от рака, испытывает боль или имеет какие-то иные проблемы, наша истинная сущность – лишь временный арендатор, живущий в этом съёмном помещении. Воспринимая тело как уплотнённый ум, мы наблюдаем за умом, чтобы открыть двери тела. Или, говоря точнее, чтобы освободиться от отождествления с телом, – как будто это единственное, чем мы являемся. Мы выходим за пределы смерти и даже рождения, чтобы ухватить неопределимую сущность бытия, непрерывно звучащего в самом центре жизни, музыку сфер, которая резонирует с каждой клеткой. Именно благодаря безмолвному наблюдению за бесконечными изменчивыми состояниями ума / тела мы обретаем понимание, что являемся, как выразился один наш друг, «созданиями, непрерывно пребывающими в процессе самопроявления».