Репетиция убийства - Фридрих Незнанский

— Ну поймите же, Денис, это, в конце концов, для меня унизительно. И без того тошно было донельзя, а тут еще и вас в это дело посвящать.

Денис многозначительно вздохнул.

— Лучше уж быть в чьих-то глазах шлюхой, согласитесь, чем ревнивой идиоткой.

— Ну, это кому как, — наконец подал голос каменный Грязнов. Уж он-то мог припомнить, пожалуй, нескольких девушек, которые не согласились бы с Ольгиным умозаключением. — Если вы не расскажете мне всего, с места мы так и не стронемся. Я, в конце концов, не заинтересован в работе с клиентом, который скрывает от меня большую часть обстоятельств дела.

— Но это не относится…

— Относится или нет — должны решать профессионалы. Зачем-то же вы ко мне обратились? Или сами во всем разберетесь? — Он сделал движение, как будто собирается подняться.

Ольга схватила его за рукав:

— Денис, я уже все поняла, все-все.

— Ну и как насчет Арбатовой?

— Насчет Арбатовой я не была уверена, поехала на авось. Честно говоря, про интимные отношения и так далее — это уже вы мне рассказали.

— Я?! Когда же это?

— Да вот только что. — Ольга слабо улыбнулась. — То есть, конечно, я подозревала, и очень сильно подозревала, иначе бы не поперлась в эти чертовы усадьбы. Чтоб они сгорели, кстати.

— Он что, приходил домой весь в помаде, облепленный женской шерстью? Грязнов понимал, что так нельзя, но проявлять тактичность ему просто осточертело. В конце концов, из-за стыдливости его полоумной клиентки он сегодня мотался как угорелый по этим «чертовым усадьбам», ломал комедию с «опелем» и занимался прочими бессмысленными глупостями.

Минчева будто бы не заметила его бестактности, даже сделала попытку скорчить одну из своих нарочито детских гримасок, означающую на этот раз «ну что вы, как можно!».

— Нет, до помады дело не доходило, просто видно было, что творится с ним неладное. У него, знаете ли, Денис, была особая теория про люстры Чижевского. Несколько… извращенная. Эротическо-невротического характера. Это так моя подруга говорит, она на психиатра учится.

— Что же такого… эротического можно сделать с люстрой? — фальшиво удивился Грязнов, которому уже надоело за сегодняшний день выслушивать тайны сексуальных пристрастий покойного Минчева. Тем более ничего нового он тут не услышит.

— Не с люстрой, а… под люстрой. В общем, он считал, что это ключ к неземному блаженству. Мне-то ничего особенного там, под люстрой, не почудилось, но, раз он так был в этом уверен, значит, для него это было серьезно… Короче, я вдруг стала задумываться о том, что он же ведь эти люстры устанавливает, и не только мужикам… И как представила, как он эту свою теорию какой-нибудь нимфоманке втирает, так мне и дурно стало. Я ж помню, как он мне объяснял: с таким жаром, глаза горят, дышит, как паровоз, и к люстре тащит чуть не против воли, причем не только моей, но и своей…

— Вернемся к Арбатовой, ладно?

— Вернемся. — Ольга поджала губки. — Как-то он рассказал, что собирается устанавливать лампы в Покровском-Глебове. Я про этот район где-то читала — даже не верилось, что такое бывает. Ну вот уехал он, а у меня фантазия разыгралась. Так и вижу мужа своего в дворцовых покоях, да под лампой его любимой, с эдакой мерзкой девкой, у которой за душой ничего, кроме сисек и папиного кошелька… Зато кошелек такой, что она его всего, Игоря моего, купит… А потом, как разозлюсь, думаю — да ну, кому он нужен, покупать его еще. Авось не понадобится никому. И так гадко — знаете, сидеть дома и понимать, что целиком и полностью зависишь от дурацкой прихоти отвратительной бабы. Понимаю, понимаю, что чушь порю, но накрутила себя до последней степени. Кстати, вот вы же мне сейчас и сообщили, что я была права.

— Ольга, я…

— Да бросьте вы, теперь-то что. Мне продолжать?

— Конечно.

— Вернулся он из этого Покровского странный очень. Я и без того напридумывала себе всякого, а тут еще вглядываюсь в него — и вижу сплошные подтверждения своему бреду. В общем, он заснул, а я в записную книжку его полезла телефоны новые искать. Да-да, не надо корчить, извините, такую рожу, просили честно все рассказывать — я и рассказываю, мне до движений вашей души дела нет. Я, представьте, его записную книжку постоянно изучала, знаю, где старые телефоны, а где новые. Ну вот и увидела эту Арбатову, да еще и подчеркнутую. А через несколько дней слышу — он с телефоном в ванной заперся и горячо кому-то бормочет: жди, я приеду сейчас, не уходи никуда, пожалуйста… Меня как подбросило: он в дверь — я за ним, поймала такси. У метро Игорь тормознул, купил во-от такой букетище — тут у меня вообще все внутри упало.

— И что же, в итоге вы оказались у дома Арбатовой?

— По всей видимости, да: это же на самом деле все были мои домыслы. Новый женский телефон в книжке, появившийся после посещения этого района, и вот он отправился именно туда, да еще и с цветами… Правда, большего узнать мне не удалось.

— Почему?

— Перетрусила, если честно. Нервы у меня не те для слежки. Стоит мое такси во дворе, на виду, а мне в каждом прохожем Игорь чудится: вот сейчас подойдет, выведет под локоток из машины, ему же не наврешь про подругу в этом доме… А когда баба эта нам в багажник впаялась, я увидела блондинка, волосы длинные, и сразу решила, что Арбатова. Потом-то сообразила — ну, была бы она Арбатовой, и что с того? Она-то меня знать не может. А я в панику ударилась, одна мысль была — только бы она ко мне не приближалась, только бы не вступать с ней в разговор, ой, только бы убраться отсюда поскорее, никогда, никогда-никогда больше самостоятельно слежкой не займусь.

На этот раз Вешенку Вениамин Аркадьевич вызвал повесткой. Менеджер явился такой же расфуфыренный и напомаженный, но все его ужимки, ухмылки и косые недвусмысленные взгляды теперь, в нормальной обстановке нормального рабочего кабинета, выглядели совершенно нелепо, и сам Вешенка это, похоже, прекрасно понимал. Хотя, конечно, храбрился, хорохорился, всем своим видом выражая недовольство тем, что его посреди рабочего дня оторвали от дела.

— Арбатову тяжело ранили, после того как она встретилась с Марковым, сухо и официально начал допрос Вениамин Аркадьевич. — Вы не знаете, в каких отношениях они находились?

— Предположим, не знаю. — Даже интонации у Вешенки были сегодня не те. Не выходила у менеджера игривая «голубизна». — Вы бы у нее спросили.

Столь откровенное нежелание рассказывать об интимных подробностях жизни своих коллег в другой ситуации Штур счел бы за похвальное, но не в данном случае. Когда идет следствие, скромность неуместна.

— Тогда расскажу вам, что я предприму, — сказал Вениамин Аркадьевич. Мы выяснили: официальные доходы Арбатовой не могут покрыть ее расходы на покупку квартиры в Покровском-Глебове, на регулярный отдых во Франции, круизы по Средиземному морю, парижские вечерние туалеты и украшения, коллекцию старинных книг, часть из которых может служить экспонатами музея, оригинальные, а не копии, картины, и прочее, и прочее, и прочее. Все это нисколько бы не интересовало следствие — как говорят, красиво жить не запретишь, — если бы не одна проблема: мы пока не можем выяснить мотив покушения. Возможно, все дело в том, что информация о ее доходах не соответствует истине. Возможно, кроме задекларированных доходов у Арбатовой есть и другие. Естественно, следствие должно проанализировать все варианты. Например, она решила не утаивать теневую часть своих доходов, но кто-то, кому это было совсем не выгодно, решил ее убрать. Вполне разумные рассуждения, не правда ли?