Хвост виляет собакой - Ларри Бейнхарт

– Для тебя это личное, – говорю я. Давай Мэл, скажи это на пленку.

– Я могу быть таким же крутым, как и ты.

– Хорошо. Давай.

– Теперь убирайся отсюда. У меня работа.

– Ускорь все эти бумажные дела, Мэл.

Когда я выхожу, Бэмби, которая до этого дня не сказала мне ни одного слова, кроме «Доброе утро, туманный сегодня день», говорит:

– Мне так жаль. Он не должен быть таким грубым.

Я спускаюсь по лестнице. Я пишу заявление на отпуск. Я еду на бульвар Сансет. Там находится мой новый офис. Я снял помещение у продюсера, у которого закончились контракты на фильмы, и он просрочил аренду на три месяца. Для инди-компаний настали тяжелые времена. Мэгги возненавидела это место с первого взгляда. Но когда я пообещал ей, что она сможет его переделать, она сказала, что все в порядке. Мне оно нравится, потому что, несмотря на небольшие размеры, здесь четыре возможных выхода. Трудно наблюдать. Мне нужно место подальше от дома Мэгги. Нам все еще приходится притворяться, что мы не замечаем слежку у нее дома. Но с новым местом мне не придется вызывать Матусоу. Я могу сам все прочесать. Я не буду работать частным детективом. Я буду… как бы это назвать? Советником Мэгги? Любовником? Продюсером? Мы собираемся найти ей собственный контракт на фильм. Найдем подходящую локацию. Сведем ее с правильным режиссером, сценаристом, второй звездой. Вот в чем все дело. Комплексное соглашение. Мы пообедаем с Кравицем – пусть он передаст информацию студиям. Тот, кто ее профинансирует, получает право первого взгляда на то, что мы разрабатываем. Если никто не предложит подходящие условия, мы продолжим самостоятельно. Вот какой совет я ей дал. В этом бизнесе нельзя сидеть сложа руки и ждать, пока режиссеры сами придут к тебе. Потому что они придут к тебе только с тем, что им выгодно. Это кристально ясно. Никому из них нет дела до нее и до того, что для нее хорошо. Кроме нее самой и меня. Вот что я ей сказал, и это совпало с ее собственными мыслями.

Теперь я знаю, как быстро распространяются слухи в этом городе. И как все суетятся. Поэтому я не удивляюсь, когда звонит телефон. Несмотря на то что не было никакого объявления, ничего официального, и я еще не открыт для бизнеса. Несмотря на то что здесь нет мебели, а телефон стоит на полу. Я думаю, что это кто-то хочет продвинуть сценарий, сделку, для которой нужна Мэгги, работу чтеца – что-то в этом роде.

Что меня удивляет, так это то, что первый звонок в мой новый офис в некотором смысле из Вьетнама.

Глава двадцать третья

Бигл сидел один в темноте.

Перед ним был сенсорный экран компьютера. С его помощью он мог листать изображения или запускать весь фильм на любом из десяти экранов повышенной четкости «Мусаси Джи-4», вмонтированных в изогнутую переднюю стену видеозала.

Экраны были расположены в два ряда по пять штук. Они были плоскими и крепились вплотную к стене. Достаточно широкое соотношение сторон 2,4:1 позволяло полностью вместить фильмы, снятые в дни славы широкоэкранных форматов, таких как «Тодд-AO», «Ультра-Панавижн 70» и «Синемаскоп». При показе изображения из менее горизонтального источника они автоматически генерировали плоский черный матовый цвет на пустых участках экранов. Стены были окрашены в точно такой же черный цвет. Центральный экран верхнего ряда был больше остальных.

Просмотрев тысячи часов пленки и кассет, Бигл отобрал то, что, по его мнению, каким-то образом определяло суть ощущения Америки во время войны. Из выбранных изображений он составил нечто среднее между историей и мифологией. Высокотехнологичная 10-экранная версия американской «Илиады». Теперь он собирался сыграть эту историю для аудитории, состоящей из одного человека, – для себя самого, – полагая, что это поможет ему понять, какую войну он должен вести, чтобы сделать свою страну счастливой.

Центральный экран. «Испанский флаг сорван». Просто образ. Лейтмотив. Зов трубы из далекой тишины, с которого начинается эпоха. Флагшток на фоне неба. В кадр попадает пара рук. Они снимают испанский флаг. Они поднимают «Старую славу» – флаг США.

Это было снято в 1898 году, когда Америка объявила войну Испании[64]. Это был первый коммерческий фильм о войне.

Затем на первом экране в левом углу появился знаменитый документальный фильм Лени Рифеншталь «Триумф воли» 1934 года. Сотни тысяч одетых в форму представителей высшей расы маршируют, поворачиваются, отдают честь, встают, кричат «хайль». Гитлер разглагольствует. Это заявление немецкого народа о том, что он превратил себя в машину, которая будет править миром. Они будут аннексировать, терроризировать, вторгаться, завоевывать, истреблять, испепелять – и вот образ, в котором они будут это делать. Один народ, одна воля. Это образ, который они будут продавать миру, и мир будет верить в него даже после того, как Гитлер умрет, а война будет проиграна[65].

На пятом экране, в правом верхнем углу, другое начало: «7 декабря». Тихие, мирные Гавайи. В безмолвном небе появляются группы японских самолетов.

Коварное нападение. Японцы ловят американские суда, стоящие на якоре в гавани Гонолулу. Ряд линкоров – гордость американского флота – превращается в вонючие черные дымящиеся руины. Американские самолеты все на земле. Выстроились в ряд, аккуратно и упорядоченно. Идеальные мишени. Беспомощные и беззащитные, они уничтожены. Торпеды. Корабли горят. Самолеты взрываются. Пламя. Моряки бегут. Два матроса с автоматом отбиваются, стреляют в небо. Один падает. Другой продолжает стрелять.

За кулисами, по другую сторону видеоэкранов, в комнате с промышленными стеллажами, стальными стойками, пучками кабелей, спагетти из проводов, незамаскированным множеством мониторов и машин, Тедди Броуди тоже наблюдал. Когда Биглу нужен был фильм, который еще не был загружен в «Фуджицу» и оцифрован, Тедди был библиотекарем, который бродил по стеллажам, чтобы найти его на пленке, ленте или диске и поставить его на проектор, видеомагнитофон или проигрыватель.

Ему понравилась подборка Бигла. Последствия были настолько интеллектуально вызывающими, что Тедди смог забыть о своем ужасном разочаровании: что он застрял здесь в качестве библиотекаря, ничего не добился в своем желании стать режиссером, не поднялся настолько, чтобы мог бы повернуться к своим родителям и сказать: «Эй, вы, ублюдки, посмотрите на меня, у меня все получается, мне не нужно, чтобы вы любили меня, и я никогда, никогда больше не буду любить вас». Больше всего ему нравилось основание пирамиды, фундамент, три краеугольных камня – каждый из них был особым обманом.

Фильм «Испанский флаг сорван» был снят не в Маниле или Гаване. Он