Хвост виляет собакой - Ларри Бейнхарт

линий и ослабить сильные позиции. Ни один член такого патруля не вернулся живым».

Из всех сотен фильмов о войне, которые смотрел Бигл, этот он считал лучшим. Он начинался с кадров бесплодных полей и голых деревьев. В нем просто и ясно объяснялась суть битвы. Он показывал сражение. Он рассказывал о том, что произошло. «Шестнадцать танков двинулись по этой дороге. Три достигли окраины города. Из них два были уничтожены, а один пропал без вести». Здесь говорилось о потерях. «Это было очень дорогостоящее сражение. После сражения только 143-й пехоте потребовалось 1 100 замен». Но в конце концов битва была выиграна. Немцы отступили. Итальянцы – жители деревень и крестьяне – вышли из пещер, где они прятались. Хьюстон показал лица детей и старух. Он сказал: «Отвоеванная земля в Сан-Пьетро была вспахана и засеяна, и в этом году она должна дать хороший урожай. И люди молятся своему святому покровителю, чтобы он обратился от их имени к Богу, от имени тех, кто пришел, освободил их и с уходящей битвой двинулся дальше на север».

Он сделал все экраны черными, чтобы услышать эту концовку.

Бах! Все они снова включились. Самолеты летали над Германией и против японцев. Настоящие – как в «Мемфис Белль». Фальшивые – как в «Мемфис Белль», художественном фильме, снятом пятьдесят лет спустя по документальному фильму. «Вертикальный взлет». «Победа через мощь в воздухе» (одобрение Уолтом Диснеем бомбардировок гражданских объектов), «Горящий полет» (Джон Уэйн). «Бомбардир», который показал, что у нас не должно быть никаких моральных сомнений по поводу бомбардировок городов – хотя это было одним из преступлений нацистов – потому что наши бомбардировки были точными. Насколько точными? Член экипажа говорит: «Запустите одну в дымовую трубу». Их там три. Бомбардир: «В какую?» Экипаж: «В центральную». Бомбардир: «Легко».

Центральный экран снова погас. Но под ним, на экране 8, Дональд Дак поет: «Хайль, хайль прямо в лицо фюреру». Багз Банни и Даффи Дак сражаются на войне. Бинг Кросби поет за облигации военного времени. Фред Астер танцует, уходя в армию. Джин Келли танцует на войне. Бенни Гудмен, Пегги Ли, Гленн Миллер, Джо Э. Браун, Боб Хоуп и множество девушек с грудью и ногами, чьи имена забыты, Бетт Мидлер в «Для наших ребят» – поют, танцуют и делают эту войну, которая была не совсем типичной, просто чуть более веселой.

По экранам прокатывается волна военно-морских действий. Множество клипов из документального телесериала «Победа на море», снятого на основе реальных кадров, сделанных во время войны. Но вот Чарлтон Хестон и Генри Фонда входят в кадр[74].

Центральный экран. Следующая крупная сюжетная точка[75] – «Самый длинный день» – день начала боевых действий.

Теперь на экранах активно развиваются действия. Больше цвета. Меньше черного и белого. Больше веселья, меньше мрачности. «Грязная дюжина», «Герои Келли», «Герои Телемарка», «Битва в Арденнах», «Ремагенский мост», «Операция “Нижняя юбка”», «Лагерь для военнопленных № 17», «Большой побег», «Война и воспоминание», «Пушки острова Наварон», «Горит ли Париж», «Ад в Тихом океане», «Слишком поздно, герой», «Флот МакХэйла». Множество звезд – как будто один из секретов войны заключался в том, что все они были там, вперемешку с обычными солдатами.

И снова Бигл убрал изображения со всех экранов и вернулся в центр.

И снова Тедди был поражен тем, насколько идеальным был выбор.

Освобождение Парижа. Настоящее. Не постановочное. Спонтанное, не запланированное. Невероятный момент, полный цветов и слез радости, гордости за победу и женщин, целующих победоносные войска. Это были образы, которые сделали войну стоящей, как улыбка ребенка, внезапно стирающая из памяти матери боль, которую она испытала при родах. Это был Париж наших мечтаний, Америка их надежд.

ЗАТЕМНЕНИЕ ЭКРАНА.

Пауза. Отдых. Корея. Эти унылые, бесплодные холмы. Снег. Солдаты в тяжелых куртках, низко надвинутые фуражки под стальными касками. Небритые. Взгляд как у забитого животного. Американцы побеждены. Американцы отступают. Из этого вышло не так много хороших фильмов. Вообще мало фильмов. В основном они просто продолжали снимать фильмы о Второй мировой войне. «Мужчины на войне». «Высота Порк Чоп Хилл». «Все молодые люди». «Военная охота». Документальные кадры. Кадры из «МакАртура». На центральном экране ничего. Все изображения были маленькими.

ПЕРЕХОД: Вьетнам.

Новостные кадры. Их были тонны. Снятые не вооруженными силами. Доступные и без цензуры. Просто заполняйте ими все экраны.

Звук с экрана 2. На картинке совершенно обычный на вид парень. «В первый раз, когда я понял, что убил кого-то, было еще одно невероятное ощущение силы, – говорит он. – «Они были гуками, они не были похожи на нас с вами. Они были тварями». Это был документальный фильм. «Фрэнк: Ветеран Вьетнама». «Когда выходишь в сумерках… занимаешь позицию, и молчишь, и ждешь, то чувствуешь себя охотником. Это невероятное, я имею в виду невероятное ощущение силы, когда убиваешь 5 человек… Я могу приравнять это к эякуляции. Просто невероятное чувство освобождения: я сделал это. Я был очень силен. Везде, куда бы я ни пошел, у меня было оружие… Я помню, как лежал в постели, на мне лежала какая-то женщина, и я стрелял в потолок. Я действительно получал от этого удовольствие. Где еще, где еще в мире у вас была такая свобода…Я не был Фрэнком Барбером, я был Джоном Уэйном, я был Стивом Маккуином, я был Клинтом Иствудом».

Откровение. Никто не может выдержать столько реальности.

ПЕРЕХОД: Вымысел.

Затем «Рожденный четвертого июля», «Хроники Вьетнамской войны», «Сады камней», «Иди и скажи спартанцам», «Высота “Гамбургер”», «Взвод», «Шепот ангелов», «Цельнометаллическая оболочка», «Военные потери». Он оставил центральный экран – большой экран – пустым. Плоскую черную дыру. Он позволил изображениям пронестись над ним. Это были такие же чертовски хорошие режиссеры. Стоун, Кубрик, де Пальма, Коппола, Скорсезе, Чимино, одним словом, – лучшие. Он позволил себе проникнуться войной. Это было нехорошо. Безногие калеки. Ложь. Горящие дети. Он погряз в этом. Наркотики. Наркоманы, обезумевшие ветераны с оружием. Вымысел был более пестрым, чем новости, но история была одна и та же. Изнасилования. Двойные ветераны[76]. Засады, мины-ловушки, отстреленные яйца. Горящие хижины.

Неужели все было так плохо? Неужели все идеалы превратились в безумие и печаль? Неужели американцы стали нацистами? Оккупировали чужую страну? Расправляясь с гражданским населением? Лидице[77] превратилась в Милай. Люфтваффе, летающие на B-52, должны были сделать с Ханоем то же, что они сделали с Роттердамом и Лондоном.

Никакого прогресса, только тупик. Никаких завоеваний, только отчаяние. Войска не подчиняются своим