В поисках Оюты - Мария Лунёва

Быть может, нужно было его оттолкнуть, но я лишь прижалась к мужчине теснее и зачем-то призналась:

— Родителей вспомнила. Вдруг поняла, в какой лжи они жили.

— И в чем же это выражалось, — притянув меня ещё ближе, Шу поставил подбородок на мою макушку и распахнул оконную раму шире.

— Они были волонтеры, — негромко ответила, вглядываясь в словно парящий горизонт. — Даже не так. «Люди мира» — так называлась организация, в которую они входили. Всё для нуждающихся. То собирали одежду, то продукты. И вроде добро делали, но я ненавидела эту их деятельность. Мне было стыдно за это, но я ничего с собой не могла поделать.

— Расскажи, — твердая ладонь успокаивающе прошлась по моему плечу. — Я всё пойму, Луиза, и никогда не стану осуждать.

— Говорить особенно нечего, — я пожала плечами, воспоминания сами рвались наружу. — Мы жили в хорошем доме на Земле. Светлый зеленый город на южной части материка. Большие перспективы на чудесное будущее. Я хорошо помню то время. И себя, полную надежд. Счастливую. — На моих губах скользнула горькая усмешка. Перед самой было стыдно за ту наивность. Как будто я не имела права мечтать, даже будучи ребенком. — Особенно запомнилось последнее лето. Я, гордо рассказывающая всем вокруг, что совсем скоро стану ученицей. О, я могла болтать об этом без умолку. Днями напролет. А через три дома от нас располагалась и сама школа. Ты даже не представляешь себе, Шу, насколько это было красивое здание. Оно до сих пор иногда мне снится. Яркое, раскрашенные разными цветами. На вратах — мультяшные герои. Двор всегда полон детей. Шум, смех, игры. Я так мечтала, что пойду туда. Найду друзей. Воображала, как бегаю по огромному стадиону, — мой голос стал тише. — Я очень любила спорт. Грезила секциями. Каждый день торчала у школы и через забор наблюдала за остальными. Вставала на цыпочки, потому как каменный парапет был высок. Тянулась, чтобы рассмотреть больше. Отсчитывала дни, когда уже смогу и сама надеть рюкзак и, наконец, войти в эти врата. Попасть туда, в тот мир. Яркий, полный радости. Чудесный мир... Странная мечта для ребенка. Но...

Эмоции захлестнули. Детская боль, которую я, казалось, пережила и похоронила, сжала сердце с новой силой. Наверное, всему виной был этот день, и этот базар, и то удовольствие, что я испытала, когда Шу покупал мне обновки. Это был новый для меня опыт. Я вдруг снова ощутила себя маленькой девочкой, которая так и не получила свою порцию любви и заботы.

— Только не умолкай, Луиза, — прошептал Шу, тихо целуя мои волосы. — Начала так продолжай. В школу ты не попала?

— Нет... — мой голос дрогнул. — За неделю до начала учебы родители сообщили, что мы слишком хорошо живем и это стыдно. Стыдно, что их дочь пойдет в хорошую школу, когда как миллиарды других детей лишены этого. Оказывается, они все лето продавали дом, и вскоре мы переехали на Энцелад. Учиться я, конечно, пошла. Только это был интернат. Серое, тусклое здание. Обшарпанные стены. Ни стадиона, ни секций. Ни рюкзака, — из моей груди вырвался вздох, уж слишком я хорошо помнила, как попала туда. — И никаких друзей. Для всех я была девочкой с Земли. Меня ненавидели только за один лишь этот факт. Били просто от злости, особенно когда я начинала рассказывать про деревья и голубое небо. Вскоре я это поняла и замолчала. Словно тень жила там пять дней, а на выходные домой. И так год за годом.

— Что за дикость, — Шу склонился и заглянул в мои глаза. — Фанатики? Твои родители, что в какую-то секту вляпались.

— Хуже, — хмыкнула, испытывая неловкость. — Они её организовали. «Люди мира». Всё для нуждающихся. Ещё не закончив первый класс, я поймала себя на мысли, что не хочу идти домой. Я возненавидела его. Там никогда ничего не было. Пустой холодильник. Пустой шкаф для игрушек. Из вещей минимум — штаны, две футболки и куртка. Одна на все сезоны.

— А родители также жили? — Шу внимательно меня слушал, казалось, ему было не все равно.

— Нет, — зло засмеялась я. — Они не могли себе такого «позволить». Как можно! Ведь они встречались со спонсорами, выступали на митингах, устраивали пикеты. И, конечно, должны были выглядеть прилично! Что о них подумают другие?! А вот на примере дочери можно и показать, как надо жить. На ее личном примере. Вот смотрите, как мы отказываем ей во всем. Она растет такой умницей, и ей всего хватает. Ничего не хочет и никогда не жалуется. Каждый раз, как к нам приходили гости, они выставляли меня напоказ и взахлеб рассказывали, какая я понимающая. Собственно, это единственные моменты, когда о моем существовании вспоминали. Родители днями пропадали в своем центре сбора помощи нуждающимся. Если в интернате мне что-то дарили, они отбирали со словами: «кому-то нужнее». И это так бесило, почему всем всегда нужнее? — Меня передернуло. Я никогда прежде никому не рассказывала об этом и сейчас мне было стыдно признаваться в собственных чувствах. Стыд за себя и за то, что хотела от родителей большего. Чуть больше любви, чуть больше заботы и внимания. — Не знаю, Шу, зачем тебе всё это рассказываю. Просто сегодня ты столько мне подарил, и вдруг в памяти всё ожило.

— Я так понимаю, с родителями ты была не в лучших отношениях.

Склонившись, он провел тыльной стороной ладони по моей щеке, будто успокаивая. В одном жесте я уловила столько скрытой нежности, это подкупало и согревало.

— Даже на их кремацию не пришла, — поджав губы, вдруг обняла его за талию, позволяя себе эту слабость. — Мне было пятнадцать. Я выиграла олимпиаду по биологии и в качестве приза мне вручили самые шикарные кроссовки, о которых тогда мечтали все подростки. Белые на высокой платформе с магнитными вставками. Просто мечта любой девчонки. Я примчалась с этой коробкой домой, так не терпелось их надеть и выйти прогуляться. Меня аж трясло от предвкушения.

— Что сделали родители? Отняли? — Шу зло выдохнул, и я кивнула.

— Да сразу же! С порога! — память услужливо напомнила мне ту ярость, что я видела в глазах родителей. — Мать просто выдернула коробку из моих рук и заявила, что если меня увидят в обновке, то это будет удар по их репутации. Дочь «праведников мира» не должна носить дорогие вещи! Так и заявила — я их позорю! Видите ли, не помогаю собирать пожертвования, не вникаю в их благое дело. Гоняюсь за роскошью, — засмеявшись, не смогла совладать с чувствами. — Кроссовки — вот такая роскошь. Вторая пара обуви. Это же непозволительно!

— Ты ушла? — голос Шу стал жестче.

— Да, — я опустила голову. — Собрала в маленький пакет все пожитки. Сказала, что пусть подавятся этими кроссовками, и хлопнула дверью. Учителя в интернате, наверное, были к такому готовы. Мне разрешили не уходить на выходные. Подсказали, как получить образование лучше. Через два года выбили квоту для поступления на педагогический факультет в местный университет. На последнем курсе я узнала, что родителей не стало. Разбились. Квартиру они заложили в банке и её отобрали. Но меня всё это уже не касалось. На свое жилье я заработала сама, ровно, как и на новые кроссовки.

— Дочь ты баловала, — усмехнулся Шу. — Уверен в этом.

— Да, отрывалась как могла, — я кивнула, — хотела, чтобы у нее было все, чего не видела я. Жаль, не могла увести на Землю. Проклятые документы.

— У нее будет замечательная школа, Луиза. Светлая и очень большая. Ты могла бы в ней работать, — неожиданно предложил он.

— А женщинам гурсан это разрешается? — я была немного удивлена его словами.

— Не знаю, что там у других, — Шу пожал плечами, — а моей жене точно положено. Но решать это только тебе.

Улыбнувшись, я опустила взгляд и снова наткнулась на это полотенце, что прикрывало его бедра. Уж больно оно топорщилось спереди.

— Мне сейчас лучше в душ, — выдохнула и сама же смутилась.

— Да, Луиза. Это тебя точно взбодрит, — не подозревая, куда я таращусь, согласился Шу. — А я пока подумаю над нашим ужином. Можешь воду не экономить, здесь замкнутый цикл. Плескайся вдоволь. И знаешь, малыш, ты дала мне прекрасный повод баловать тебя в полный рост. — Он разжал руки, выпуская меня из своих объятий. — И даже слушать не стану возражения.

Глава 23

Горячий душ. Уперевшись ладонями в желтый скользкий пластик тесной кабинки, наслаждалась потоками воды. Какое это удовольствие!