Волчьими тропами - Купава Огинская

Были б у меня силы, возмутилась бы непременно, но мне даже дышать было лень, не то что говорить.

Впрочем, очень скоро возмущаться мне совершенно расхотелось. Меня лечили, меня жалели, мне каждые полчаса приносили какой-то мерзкий отвар. И все это с терпеливым молчанием и смиренным участием.

Болеть в этом мире было просто ужасно. Никаких жаропонижающих, сиропчиков, или чудодейственных таблеточек от горла.

Оборотни вообще смотрели на меня удивленно и недоверчиво. Крепкие, едва ли вообще знающие, что такое хотя бы легкая простуда, они подозревали меня в симуляции. Жалел меня только Алис и немного Свер.

Даже проявлять заботу наш вожак умудрялся с таким видом, что закрадывались сомнения: а не почудилось ли мне все это на самом деле?

В смысле, гадкое, горькое на вкус пойло, которым меня постоянно поили, мне точно не могло померещиться – слишком мерзким оно было, но вот смущающее в своей невероятности растирание моих родных пяточек мазью, тонко пахнущей хвоей, могло и присниться.

Зато грохот опрокинутого стула и прочувствованные ругательства Алиса мне точно не приснились.

Утром, в густых предрассветных сумерках, с трудом проталкивая в себя морозный воздух, я заторможено рассматривала ворвавшуюся в наш домик делегацию – двух полураздетых, тонких до нездоровой худобы мужиков в черных одеждах – очень похожих на сильно драные балахоны, подпоясанные плетеными поясами.

— Дубры, — выплюнул Алис, ненавязчиво стараясь прикрыть собой кровать, на которой я лежала. Свера в доме не было, и это сильно напрягало.

Прижав тощие руки к впалым белым грудным клеткам, хорошо просматривающимся в глубоком вырезе, незнакомцы один за другим низко поклонились.

— Светел будь твой путь, — важно произнес первый из вошедших. Тот, чей пояс украшал золотой круг с одной пересекающей его чертой.

— И вам в темноте не заблудиться, — напряженно отозвался Алис, поглядывая на не до конца прикрытую дверь. Он ждал и надеялся, что Свер скоро вернется и спасет нас. Мне тоже очень этого хотелось.

Как-то не входило в мои планы греться на костре.

— Мы слышали, — степенно заговорил тощий, глядя исключительно на Алиса. Было у этих странных людей суеверное правило, что разговаривая с кем-то, нужно смотреть только на собеседника. Иначе есть шанс, что какой-нибудь злой дух, перехватит взгляд, решит, что это с ним ведут беседу и поработит душу и тело неосторожного болтуна, — вас сопровождает Огневица. Позволит ли Ясный князь выказать ей свое почтение?

Пока один тощий говорил, второй с интересом меня рассматривал. Его круг пересекало целых три линии и, если моя догадка была верна, этот любопытный малый был рангом ниже своего товарища.

Натянув повыше одеяло, я запоздало пожалела о том, что сняла платок. Было бы просто чудесно, если бы они не увидели мои волосы.

Но они увидели.

— Огневица отдыхает, — Алиса суеверия дубров мало интересовали, он смотрел куда хотел и не поленился даже обернуться на меня, — и я берегу ее покой, потому…

Три пары глаз остановились на мне, и я лишь чудом поборола желание спрятаться под одеялом с головой.

— Мы понимаем, — перебил его тощий, еще раз поклонившись, — моя несдержанность не делает мне чести. Мы придем позже.

Только когда за Дубрами закрылась дверь, Алис позволил себе нервно хихикнуть.

— Вот же попали.

— Откуда они здесь? — просипела я, сама едва расслышав свой вопрос. Но лис, в отличие от меня, обладал звериным слухом и ответил без промедления:

— Ясное дело откуда. Пришли за красной глиной для своих обрядов. Тут недалеко есть весьма богатый карьер, вот Стравичи ею и торгуют. Мы тоже с собой несколько мешков увезем.

— Их одежда… они всегда так одеваются?

— Странно смотрится, да? — усмехнулся Алис. — Они поклоняются Смагу, а он признает только внутренний огонь, который спасает от всего, в том числе и от мороза.

— Не знаю, как их спасает этот внутренний огонь, но мне на них даже смотреть было холодно.

— Мне тоже.

Свер к нам вернулся, когда я была напоена горячим чаем и сипела уже не так страшно. Встречен и сразу же озадачен он был моим требовательным вопросом:

— Где ты был, когда меня собирались сжечь?

Молча, но очень выразительно он посмотрел на Алиса, требуя прояснить ситуацию.

— Жрецы Смага на огонек забегали, — радостно сообщил лис, покачиваясь на стуле. Передние ножки очень опасно оторвались от пола, но оборотня это вообще не беспокоило. Постукивая указательным пальцем по столу, он бездумно балансировал на задних ножках и, кажется, получал от этого удовольствие, — они еще не в курсе, что Яра болеет, но скоро узнают.

— Не узнают, — отрубил Свер, уронив на стол узкую, маленькую коробочку длиной с ладонь.

— Ооо, — взгляд, которым меня одарил Алис, серьезно напрягал. Я не знала, что там в коробочке, и мне очень не хотелось этого знать.

— Иди, прогуляйся, — велел лису наш, не вызывающий желания оставаться с ним наедине, вожак.

Покосившись на окно, Алис оценил угнетающую мрачноту погоды, но спорить не решился.

— Яра, было приятно с тобой познакомиться, — печально сказал он.

— Не пугай ее, — велел Свер, с тревожным щелчком открыв крышку коробочки. Алис поспешил сбежать.

— Поднимай рубаху и ложись на живот.

— Зачем?

— Лечить тебя буду.

В коробочке хранился местный аналог горчичников. Свер принес жутко жгущуюся гадость, тонкую, полупрозрачную, очень похожую на рисовую бумагу. Неопасные на первый взгляд, белые квадратики жглись как бешеные.

Когда первый лист опустился на мою поясницу, я еще не знала, что меня ждет, а потом наш жестокий вожак, чтобы не сказать садист, пригладил эту гадость, и я вспомнила, как мне вот так же, не очень уж давно, прижигали поясницу клеймом. Ни с чем несравнимые ощущения.

Только на этот раз пострадала не только поясница. Еще два квадрата заняли свое место под лопатками, а последняя, четвертая, устроилась прямо на хребте.

Теперь-то я понимала, почему Алиса так впечатлил вид коробочки, после такого и я буду с опасением к ней относиться…если выживу.

Пока я хныкала и ныла, требуя прекратить издеваться над больным человеком, которому и без того очень плохо, Свер одной рукой удерживал меня на месте. Просто прижал ладонью к постели и сидел так, равнодушно слушая мой жалобный скулеж.

Садистские прогревания оставили неизгладимый след в моей душе, но помогли. Часа через два я уже могла нормально дышать. Горло еще болело и насморк никуда не делся, но температура спала, появился кое-какой аппетит, и даже проклюнулось желание немного пободрствовать.

— Все еще на труп похожа, но уже не такая страшная, — вынес вердикт вернувшийся Алис, — хотя как мы будем Дубров убеждать, что она не при смерти, понятия не имею.