С милым и в хрущевке рай - Дарья Калинина

Когда они вошли в комнату, старик уже снова чадил самокрутку. Рядом с ним лежал табачок, несколько листов папиросной бумаги, аккуратно порезанных на квадратики. И, дымя одной самодельной сигареткой, дед проворно крутил себе следующую. Судя по тому, как быстро происходил этот процесс, дело было налаженное и хорошо знакомое.

Когда с очередной самокруткой было закончено и запас вновь был пополнен, старик произнес:

– Чего явился?

И снова Стеше показалось, что старик знает, к кому обращается. Она взглянула на Игната, но тот и глазом не моргнул.

– О соседях твоих поговорить надо.

Старик удивился.

– Это о каких же соседях? Если о нынешних моих, так куркули они и выжиги. На рынке торгуют, точек наоткрывали, счастье торгашеское прет, а они и рады. Не думают, что за каждый рубль, что они обманом нажили, им потом в десять раз больше отдать придется.

– Эти соседи нас не интересуют. Я хочу поговорить с тобой о тех супругах, что до нынешних пор за стенкой у тебя жили.

По лицу старика мелькнула какая-то тень, словно бы он догадывался, о чем пойдет речь, но ему это не слишком-то нравилось.

– Чего хочешь о них узнать?

– Там ведь женщина жила, так?

– Ну жила.

– С мужем?

– Да.

– А мужа ее описать сможешь?

Лицо старика наконец разгладилось, словно бы он понял, чего хочет от него Игнат, и успокоился.

– Чего же, – уже совсем миролюбиво произнес он. – Опишу, коли надо. Высокий мужчина был, брюнет, глаза темные, сам из себя дерзкий. Опасность любил. Пьянел прямо от нее. Ни вина, ни чего покрепче не употреблял, а вот опасность любил. Скучно ему жить было спокойно. От того разные приключения с ним и случались. На зоне побывать успел, как я слышал, не один раз.

Теперь и Стеша оживилась. Гляди-ка, а ведь старик и впрямь помнит Гену. И даже его ходки припомнил. Может, и будет что толковое из этого свидетеля. Хотя сомнительно, столько лет прошло.

А Игнат продолжал допытываться:

– Что еще помнишь?

– Деньги он у нее украл, – нехотя произнес старик. – И золотишко все вместе со шкатулкой вынес. И свое, и то, что другими подарено было, все унес.

– Раскаивался потом.

– Этого я не знаю, – сухо произнес старик. – А только соседка моя от такого его отношения к ней сильно закручинилась. Да и стыдно ей перед людьми, их ведь тут многие знали. Так что она быстро свою половину дома этим торгашам продала да и бежала подальше. Обманули они ее при сделке, конечно, от силы две трети настоящей цены дали. А она и не думала о деньгах. Какие деньги, коли сердце разбито. Ведь в который раз она ему уже поверила, а он опять за свое.

И, помолчав, старик произнес:

– Тогда-то она поклялась, что коли муж вернется, больше она его к себе не подпустит ни за что. Не знаешь, сдержала слово?

Насмешливый взгляд старика остановился на Игнате. Потом он внезапно поднялся и заковылял к старенькому серванту, там он долго что-то ворошил своими скрюченными пальцами, а затем протянул старенькую фотографию, снятую на полароидную пленку. Такие снимки со временем имеют свойство выцветать. Но все-таки можно было разобрать, что на снимке три человека. Двое мужчин и женщина.

– Ой! Это же тетя! – обрадовалась Стеша. – А это вы!

Она ткнула в мужчину на фотографии слева. Он и впрямь был похож на старика, только спина прямее, морщин поменьше и сам не такой сморщенный.

– А это…

Во второго мужчину Стеша ткнуть не решилась. Занесла палец, да так и остановилась.

– А это, – растерянно произнесла она, глядя на Игната. – Это же… Это вы!

Игнат молча кивнул. Глаза его влажно блестели. Старик кашлянул, потом поднялся и без объяснений вышел из комнаты. Минуту спустя послышался хлопок входной двери. Игнат и Стеша остались наедине.

Какое-то время оба молчали. А потом Стеша произнесла:

– Я не понимаю… Как на фотографии могли оказаться вы? Вы приезжали к тете в гости? А где в таком случае Гена?

– Его тут никогда не было.

Стеша помотала головой.

– Все равно не понимаю. У тети с этим Геной возник роман, они переехали сюда, поженились…

– Не было у твоей тети с Геной никакого романа, – перебил ее Игнат. – Не он был ее настоящим мужем, а я!

– Вы? Муж моей тети?

Вот теперь Стеша совсем уже ничего не понимала, кроме того, что ее тетя, оказывается, еще та штучка. Надо же, сколько мужей! Просто какой-то хоровод. Геннадьевичи эти втроем, потом Гена и еще этот Игнат. А его куда вклинить? Между кем и кем поставить? И под каким номером считать этого очередного мужа тетушки?

Но Игнат все разложил по полочкам и сам.

– У нас с твоей тетей роман был длиной в целую жизнь, – произнес он. – Впервые мы с ней поцеловались еще в школе. Тогда же мы поняли, что души друг в друге не чаем и жить друг без друга не можем. Конечно, тогда ни она, ни я и понятия не имели, что жизнь разведет нас на долгие годы. Но так уж получилось, что твоя тетя, отличница и прилежная ученица, полюбила меня – хулигана и авантюриста. Что нашла твоя тихая и законопослушная тетя во мне, бунтаре, с самых юных лет мечтающем переделать этот мир, я не знаю. Но меняться ей в угоду я не мог. Таким я родился, таким жил, таким, наверное, и в гроб лягу, если не сумею найти способ, как отвертеться от этого дела.

Стеша молча смотрела на Игната, ожидая продолжения объяснения. Он понял и продолжил:

– У меня еще со школы была репутация Робин Гуда, а он, как ты помнишь, был настоящим разбойником. И тот факт, что золото он отдавал бедным, дела не менял. Я тоже за чужим добром лично для своего обогащения не гонюсь. Что имею, тут же раздаю нуждающимся. Себе ничего не беру. Я как в молодости считал, так и теперь считаю, что перераспределение денежных потоков в нашем мире слишком уж явно идет в карман одних в ущерб интересам других. Мне всегда хотелось исправить положение, насколько это возможно. Но, понимаешь, в моем арсенале был слишком ограниченный список возможностей. И, к сожалению, почти все они подпадали под действие УК тогда еще РСФСР.

Постепенно до Стише стало доходить то, что пытался поведать ей Игнат.

– Но в Советском Союзе богатых и бедных не было. Против кого же вы бунтовали? И кого грабили?

– Всегда есть те, в чьих руках власть, а следовательно, в их же руках оказываются и деньги. И они распоряжаются ими по собственному усмотрению, очень часто не соразмеряясь с интересами и нуждами других людей. Вот против этого я боролся и борюсь до сих пор.

Стеше стало сильно не по себе. Не одна тетя была тихой и законопослушной. Стеша тоже никогда не питала страсти к бунтарству. Быть рядом с таким идейным товарищем – увольте! Это не для нее. Рядом с бунтарями всегда есть риск и самой угодить под раздачу.