Зимняя битва - Жан-Клод Мурлева

Случай не замедлил представиться. День клонился к вечеру, и Милош дремал на своей койке в лазарете, когда дверь тихонько приоткрылась и Василь просунул в нее свою массивную башку.

– Спишь?

– Не сплю, заходи.

Василь сел на край койки и откинул простыню.

– Ох! Крепко я тебя…

– Да ладно, ничего, – успокоил его Милош.

– Извини, я, понимаешь, не знал, куда бить. Поди найди так, с ходу, подходящее место! В смысле, чтоб не опасно, а крови много. Думал, может, в задницу, но было не с руки, а потом, с такой раной сидеть неудобно…

– Да не переживай. Ты все правильно сделал.

– Кай на меня озверел. Говорит, попадись я ему на арене, шкуру спустит. Да не больно-то напугал, даром, что две битвы выиграл… Ух ты, смотри! Сойка!

Большая пестрая птица бесшумно опустилась на подоконник и как раз пролезала между прутьями. Можно было подумать, она хочет войти.

– Мы с ней уже знакомы, – улыбнулся Милош. – Она тут завсегдатай – больных навещает.

Они примолкли, наблюдая за птицей. Оба думали одно и то же: «Ты-то вольная птица, ты можешь прилетать и улетать, можешь вылететь за ограду и порхать с дерева на дерево, где захочешь. Ты хоть знаешь, какая ты счастливая?»

Словно подслушав их мысли, сойка тяжело развернулась, взлетела и скрылась из виду.

– Кто такой Фабер? – спросил Милош, нарушив затянувшееся молчание.

Глаза и рот у Василя стали совсем круглые.

– Ты… ты знаешь Фабера?

– Нет, только имя слышал от Фульгура. Он кто?

Василь потупился, страдальчески наморщив лоб.

– Фабер был вождем людей-лошадей, – выговорил он наконец. – Нашим то есть вождем.

– И он… с ним что-то плохое случилось?

– Да.

– Они его убили?

– Хуже…

Милош не решался больше спрашивать. Василь шмыгнул носом, потом со злостью отер лицо рукавом.

– Они хуже сделали, Ференци: они над ним надсмеялись. Я тебе расскажу, только потом. Не хочу сейчас.

ЕСЛИ Б НЕ ТОСКА по Милошу и не страх за него, пребывание в столице стало бы для Хелен лучшим временем ее жизни. Никогда раньше она не испытывала такого упоительного ощущения свободы. Иметь свое жилье, со своим именем на двери, которую можно отпирать и запирать своим ключом, откуда можно выйти, когда захочется, сесть в трамвай, какой подойдет, и затеряться в незнакомых улицах – день за днем она смаковала эти маленькие радости, и они никогда не приедались. Господин Ян выдал ей авансом половину месячного жалованья «на обзаведение». Хелен купила себе будильник, пеструю шапочку, шерстяные перчатки, шарф и сапоги. Пальто, подаренное женой доктора Йозефа, хоть и не самое модное, было теплым и удобным, и она решила так в нем и ходить. Порывшись в захудалой книжной лавке по соседству, купила с десяток уцененных романов и расставила их на полке. «Моя библиотека», – гордо объяснила она Милене.

Одинокие прогулки по городу опьяняли Хелен. Ей нравилось растворяться в безымянной толпе, толкавшейся на улицах и в магазинах в часы пик. «Видел бы ты, Милош, сколько тут народу! Теснят со всех сторон, толкают, в упор не видят. Ощущаешь себя каким-то муравьем среди миллионов других таких же. Если бы ты был со мной, нам пришлось бы держаться за руки, чтоб не потерять друг друга. Я захожу во всякие лавки, в аптеки, в хозяйственные магазины. Разглядываю товары, прикидываю, что куплю, когда будут деньги… Как бы я всему этому радовалась, если бы ты был со мной, любовь моя…»

Но еще больше ей нравилось идти куда глаза глядят, все дальше и дальше, и с радостью первооткрывателя обнаруживать какой-нибудь незнакомый мост, или красивую площадь, или маленькую церквушку. Она шла быстрым шагом, кутаясь в пальто, шла и шла наугад, пока ноги не начинали гудеть от усталости. Тогда она садилась в трамвай или автобус, идущий в центр.

Дора верно говорила: люди были не слишком приветливы. Или, скорее, складывалось впечатление, что все друг друга опасаются. Компанейский смех, веселый разговор были редкостью. Они казались подавленными, вот что. Иногда Хелен ловила дружелюбный взгляд, но он тут же уходил в сторону. Она быстро научилась определять агентов Фаланги, так же как и ночных патрульных: люди с неприметными лицами, часто уткнувшиеся в газету, как в плохом детективе, но при этом легко угадывалось, что работают у них не столько глаза, сколько уши.

Однажды вечером, выходя из трамвая, она обнаружила в кармане пальто приглашение на какое-то собрание – насколько она поняла, собирались противники Фаланги. Хелен вспомнила молодого человека, сидевшего рядом, который наверняка и сунул ей в карман этот листок. С виду он был дружелюбный и симпатичный. «Это ловушка! – закричала Дора. – Ни в коем случае не ходи!» И наказала никогда не откровенничать с незнакомыми людьми, даже самыми симпатичными. «Новый друг, каким бы он ни был, должен быть представлен надежным человеком, а если нет – его следует опасаться».

Несколько дней спустя Хелен возвращалась с прогулки, как вдруг люди вокруг шарахнулись в стороны с криком: «Берегись! Полиция!» Она не успела посторониться и была отброшена тремя мужчинами с дубинками в руках, которые гнались за каким-то длинным нескладным малым. Они догнали его, посыпались удары. Беглец упал, поджав свои длинные худые ноги и закрываясь руками, но преследователи продолжали избивать его.

– Прекратите! – закричала Хелен, вне себя от ужаса, между тем, как несчастный сжимался в комок под зверскими ударами. – Прекратите, вы же его убьете!

Она заметила, что все кругом разбегаются кто куда, кроме одного юноши, почти до глаз натянувшего на лицо ворот свитера.

– Сволочи! Вы за это заплатите! – заорал он и тут же рванул прочь.

Он рассчитывал на свои ноги и не ошибся. Один из полицейских погнался было за ним, но, пробежав метров сто, отстал.

– Я видел твою рожу! – издевательски крикнул юноша, обернувшись напоследок. – Я вас всех троих запомнил и сумею опознать, дайте срок!

Полицейский пустил ему вслед залп проклятий и вернулся к своим товарищам. Хелен так и стояла, где была.

– Какие-то проблемы, мадемуазель? – на ходу бросил полицейский. – Нет? Тогда проходите, нечего тут…

На следующий день после этого случая и, конечно же, из-за него, Хелен не хотелось гулять одной, и она позвала с собой Милену.

– Уж один-то вечер обойдется твой Бартоломео без тебя…

– Барт ни при чем, у меня по вечерам другие дела.

– Да? Это какие же?

Милена медлила с ответом.

– Если обещаешь никому не рассказывать…

– Обещаю.

– Тогда пошли. Вообще-то хорошо, что ты про это узнаешь.

Девушки двинулись в путь улицами, ведущими в гору, к старому городу. Тротуары блестели от льда, и приходилось цепляться друг за друга, чтоб не оскользаться. Милена то и дело смеялась без причины, ей явно не терпелось поделиться своей тайной. Хелен никогда еще не видела ее такой веселой и сияющей. И от этого острее почувствовала собственное одиночество и собственную боль. К горлу у нее подступил комок. Милена заметила напряженность подруги и сразу все поняла. Остановилась и крепко обняла ее: