День из чужой жизни - Дарья Кожевникова

Пришлось рассказать ей про Семеновну не сжато, как при встрече в луна-парке, а описать разбойницу во всей ее красе. Слушая меня, Ирка хохотала от души. Потом заключила:

— Наш человек! С такими нельзя терять контакта! Непременно меня с ней познакомь!

— Постараюсь, если доживу до нашей следующей встречи, — мрачно кивнула я.

— Шансов дожить будет куда больше, если ты откажешься от этой дурацкой игры в живца, — снова попыталась повлиять на меня Ирка.

Но я на этот счет уже приняла решение и менять его больше не собиралась:

— Устала я, Ир. Да и слишком уж затянулась эта игра в кошки-мышки. Хочется побыстрее положить всему этому конец. А то я одних только крыш над головой уже столько сменила за прошедшие дни, что не сосчитать. Даже интересно теперь, надолго ли у тебя задержусь?

— Сколько потребуется. Здесь эти супостаты… ну и привязчивое же словечко!.. тебя голыми руками не возьмут, поэтому можешь чувствовать себя в безопасности. Почти как в том шкафу, — пошутила она, заставив меня передернуться. Потом спросила: — А почему ты следователю про Николая ничего не сказала? Я не стала вмешиваться, но интересно было бы узнать.

— Не хочу доставлять ему неприятностей. Он ведь все равно ничего не скажет полиции.

— Ну вот! Ему, значит, не хочешь неприятностей, а себе заводишь дополнительно! Ведь если бы его раскрутили на разговор, то тебе не пришлось бы рисковать, выступая в качестве приманки. Слушай, а может, мне самой сходить к твоему Николаю? Поговорить с ним? Может, с глазу на глаз со мной он откровеннее будет, чем со следователем?

— Не будет. Ирка, у него кодекс. И понятия.

— Ну, в постель его в крайнем случае затащу. Если не приревнуешь.

— Я уже затаскивала. Не помогло.

— Потому что ты там переговоры вести не умеешь.

— Да ну тебя. — отмахнулась я. — Выбрось эти мысли из головы, своими силами справимся.

— Это мы такие гордые? Или все-таки ревнуешь? — Ирка снова взглянула на меня через очередной раз опустошенный бокал, как будто через увеличительно стекло.

— Нет, не ревную. С ним все покончено. Не хочу быть очередной его дурочкой, покупающейся на всякую чушь вроде того, что я — светлый человек, и так далее.

— Ну, человек ты и в самом деле светлый, это не новость, — выдала вдруг Ирка.

— Вот те раз! — опешила я. — Ты что, ориентацию сменила?

— Просто констатирую факт. Может, не так уж твой Николай и кривил душой, делая тебе эти свои признания? Может, и в самом деле был настроен на то, чтобы отстоять тебя у этих гаденышей? А ты сбежала, не дав человеку завершить его благородное дело.

— Постой-ка! — Я встрепенулась, но взглянула на часы и поняла, что если у меня еще осталась хоть капля совести, то сегодня звонить следователю уже не стоит. Раньше надо было спрашивать! Но как хоть я могла об этом забыть?! О том — возможно, все-таки моем — заступнике, который после встречи с супостатами оказался в больнице. И пусть звонок туда ничего не дал, но все же: кто, кроме Николая, мог еще вступить с моими недругами в прямое единоборство? Если речь, конечно, шла действительно обо мне, и услышанное, как предполагала Семеновна, не было провокационной ложью.

— Уже полчаса стою! — напомнила о себе Ирка. — Может, расскажешь, в чем дело?

Пришлось изложить ей суть проблемы. В процессе рассказа я понадеялась, что, может, Ирка, в последнее время тесно общавшаяся со следователем, сейчас сообщит мне какую-нибудь новость на этот счет, но она оказалась точно в таком же неведении, как и я. Только разгорелась идеей о благородном разбойнике Николае, которого сейчас в больнице наверняка должна охранять полиция, и меня еще больше растревожила заодно. А ну как все это правда и именно из-за этого Семеновне ничего не удалось узнать из звонка в приемный покой? Просто потому, что полиция распорядилась не давать никакой информации об этом пациенте?

— Ну, блин, умеешь ты успокоить на ночь глядя! — заворчала я на Ирку. — Я, знаешь ли, серенады привыкла слушать перед сном, которые дедок исполняет под забором у Семеновны, а ты мне тут выложила трагедию, да еще и с осложнениями.

— Может, наплевать на эту совесть да все-таки позвонить Силантьеву? Прикинуться дурочками, не догадавшимися взглянуть на часы. И спросить…

— Кроме совести, еще гуманность должна присутствовать. Нет, не будем его тревожить, пусть спокойно поспит до утра. Кроме того, он может нам ничего и не сказать: заявит, мол, это не телефонный разговор. И хотя бы отчасти будет при этом прав.

— Так что же тогда делать? Он-то будет спать, а я так заинтриговалась, что полночи точно теперь проворочаюсь.

— Ну, кое-что мы уже делаем. — Привстав, я снова наполнила бокалы вином. — Не такое уж плохое средство от стрессов… и излишней заинтригованности тоже. Ну его совсем, этого Николая! Ни слова больше о нем до утра! И так уже съел целую кучу моих нервных клеток!

— Не он один, — справедливости ради заметила Ирка. — Их тут на твои нервные клетки целая очередь стоит, с тарелками наготове. И на мои, кстати, тоже. Я тут за последние дни буквально вся извелась, пока ты мне от своей Семеновны не позвонила. О, кстати, идея! Пойдем-ка, присмотрим ей в моем гардеробе подарочек! Ты говоришь, она шляпки жалует? У меня есть несколько, эксклюзив, деланы на заказ, и в комплекте с шарфиками. А тебе я, между прочим, приготовила пару костюмчиков и весьма миленькое платьице. Они тебе должны подойти как по нотам! Оденешься и сходим на днях к твоему Гутярину на свидание, сухариков ему отнесем. Ты же не откажешь мне в невинном удовольствии пойти с тобой и взглянуть в его рожу? Особенно в тот момент, когда ты сообщишь ему, что снова подала на развод?

Едва успевая за ходом Иркиных мыслей, да еще и увлекаемая за руку, я оказалась в одной из ее комнат, где глухую правую стену, всю, от пола до потолка, занимал шкаф-купе с одеждой. Ирка откатила в сторону одну из дверей, вытащила плечики с висящим на них костюмом, приложила ко мне:

— Вот! Точно! Я так и думала, что он как для тебя создан! Надень-ка! Хочу на тебя посмотреть! И вот этот еще. — Она извлекла из шкафа следующую вешалку, нетерпеливо бросила костюм на спинку кресла. — Давай, давай скидывай свой халат!

— Не мой, а твой, — напомнила я, потянувшись рукой к поясу. Спорить с Иркой, когда она так решительно настроена, было абсолютно бесполезно, это я знала по богатому личному опыту. Да мне и самой захотелось примерить ее подарки, ведь все-таки, как ни крути, а я тоже была женщиной. А костюмчики были шикарные: элегантные, дорогие, под стать тому, что Ирка мне уже подарила. Мне таких было бы век не купить. А Ирка тем временем уже извлекла на свет божий еще и платье, а потом, с вопросом:

— Как ты думаешь, твоя Семеновна стала бы такую носить? — откинула встроенную в шкаф лесенку и полезла на верхнюю полку, надо думать, за шляпкой. За какой именно, я так и не успела узнать, потому что первой с явно перегруженной полки на ковер внезапно упала сумочка. Небольшая сумочка из бежевой кожи и с инкрустацией из оникса по клапану. Как и все Иркины вещи, красивая и запоминающаяся. Но дело было не в сумке, а в том, что я еще вспомнила, глядя на нее.