Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт - Роджер Долтри

Так что да, мой второй фильм с Кеном Расселом не возымел большого успеха. Члены общества поклонников Листа строчили кинокритикам письма еще до того, как те увидели картину, предупреждая, что в сюжете содержатся сцены «изнасилования, кровопролития, экзорцизма и кастрации». «Общество Листа и половины не знало, – написал кинокритик “The Sunday Times”. – Это вульгарный, дерзкий, почти что порнографический фильм. И он мне нравится». Большинство других критиков не разделяли мнение своего коллеги, но я подумал, что некоторые сцены из фильма получились абсолютно феноменальными. Сцена с Фионой Льюис в швейцарском загородном доме вышла исключительной. Со съемок я вынес две вещи, которыми был безмерно горд: во-первых, я приобрел бесценный актерский опыт, а во-вторых – восьмифутовый пенис.

Гигантский розовый фаллос из пенопласта, который я захватил с собой по окончании съемок, использовался в качестве реквизита в одной из фантастических сцен фильма. Он выглядел немного потерянным в буфете магазина в Шеппертоне, но не таким потерянным в роли члена, который был гильотинирован в одном из самых непристойных и причудливых моментов. Я решил, что найду ему применение дома. «Томми» хорошо выстрелил, и слава кинозвезды вызвала целый ряд проблем с приватностью между мной и моим любопытным соседом. Он постоянно выступал против всего, что я хотел сделать на своих тридцати пяти акрах земли. Несмотря на то, что изгородь вдоль нашей границы была высотой в десять футов, я часто ловил его на подглядывании. Поэтому я решил дать ему что-нибудь, на что он мог полюбоваться.

В один прекрасный вечер я воздвиг эрегированный орган в центре круговой дорожки в палисаднике. Ни свет ни заря раздался громкий стук в дверь. На пороге я обнаружил здоровенного сержанта полиции и его коллегу, которые изо всех сил пытались выглядеть серьезными.

– Я пришел с жалобой на постройку, сэр, – сказал он настолько серьезно, насколько это возможно.

– О, вы имеете в виду пенис? – ответил я. Офицер чуть не прикусил язык. – Кто жаловался?

– Эту информацию нам не разрешается разглашать.

– Но зачем кому-то жаловаться, офицер? Никто ведь не видит.

– Верно подмечено, – улыбнулся сержант.

Они прошли по дорожке, чтобы осмотреть фаллос, прежде чем сесть в машину и уехать. Мне кажется, что в течение следующей пары дней каждая полицейская машина Сассекса проехала мимо моего дома. Я никогда не видел столько улыбающихся полицейских. На пятый день в мою дверь раздался очередной громкий стук. Меня приветствовал начальник полиции Сассекса. Вид у него был как у человека, страдающего от сильной зубной боли, и он сразу перешел к сути.

– Мистер Долтри, не могли бы вы все-таки убрать объект с лужайки?

– Но его ведь никто не может видеть, если только они не проникли на мою собственность или не подглядывают.

– Технически вы правы, – согласился он. – Но ваш сосед уже замучил меня. Не могли бы вы убрать сооружение ради всеобщего спокойствия?

Ему следовало бы наведаться к моему соседу, чтобы арестовать настоящего преступника, но к тому времени я уже достаточно повеселился и мне стало его жаль. Поэтому я убрал свой восьмифутовый пенис и заменил его на трехфутовый, укороченный гильотиной.

* * *

Премьера «Томми» состоялась в марте 1975 года, и, пока Тина Тернер, Элтон Джон, Энн-Маргрет, «Стоунз», «Битлз», Дин Мартин, Пит, Кит и Джон посещали различные экстравагантные вечеринки по всей Америке, я все еще работал над «Листоманией». Хизер была в больнице Пембери, ожидая рождения нашей второй дочери, Уиллоу. В первый год ее жизни я не был рядом так часто, как хотелось бы. Мы нашли няню через бас-гитариста Led Zeppelin Джона Пола Джонса – она дала бы фору самой Мэри Поппинс. Но в те короткие промежутки, когда я был дома, жизнь превращалась в сказку. Я мог любоваться холмами Сассекса и чувствовать, как возвращается спокойствие. Если бы я был лишен всего этого: семьи, тишины, места, где внешний мир не мог до меня добраться, то мне пришлось бы намного сложнее. Ведь этот год выдался поистине тяжелым. Фильм привлек ко мне море внимания – совершенно иного уровня, отличающегося от всего того, что было с The Who.

Я помню, как однажды в Техасе занимался продвижением своего второго сольного альбома Ride a Rock Horse. Это была обычная автограф-сессия, но там были тысячи и тысячи людей. Целая толпа пришла посмотреть на Томми. Спустя сорок с лишним лет я могу поделиться с вами парочкой сухих наблюдений о мире показного искусства. В то время это было страшно, очень страшно. Истерия выбивала почву из-под ног. Я не мог справиться с этим и немного сбился с курса.

После выхода «Томми» меня начали звать в Голливуд. Я был номинирован на «Золотой глобус». Ни много ни мало премия в номинации «Лучший актерский дебют». Мне не удалось ее получить: у Брэда Дурифа (Билли Биббит из «Пролетая над гнездом кукушки») получился куда более крутой дебют в том году. Энн-Маргрет получила награду за лучшую женскую роль, а Пит был номинирован на «Оскар» за свой саундтрек. И вот я появляюсь на американских передачах. Я не был к этому готов, я не мог справиться с таким уровнем дотошных вопросов. Я давал интервью годами, но в этот раз все было более личным и более интенсивным. На базовом уровне мой акцент совсем не приспособлен для американской аудитории. Я не мог понять их, а они не могли понять меня – как культурно, так и буквально. Американские телеведущие – это отдельный вид искусства. То, как они общаются с аудиторией, – это совсем другой уровень комфорта и легкости. Мои нервы сдавали, и я начинал з-з-з-заикаться.

Для меня это должно было быть волшебное время: парнишка из Шепердс-Буш покоряет Голливуд. Особенно учитывая тот факт, что жизнь в Британии стала довольно мрачной. Шел 1975 год, вершина социалистической Британии. Гарольд Уилсон снова был премьер-министром, лучшие работники платили 98-процентный налог, и все группы сгинули в небытие (мы были одними из немногих, кто выжил). Вся страна заглохла. Если я планировал уехать в Голливуд, сейчас было самое время заняться этим. Но я быстро понял, что все это было фальшивкой, сказкой. За всеми этими сверкающими улыбками и потоком комплиментов было полное отсутствие искренности. Стоит вам пробиться на вершину, как люди думают, что вы начинаете вращаться в сливках общества. Знаком ли я с таким-то актером или таким-то музыкантом? Во-первых, если меня спрашивали, знаю ли я кого-нибудь, мой первый инстинкт был всячески это отрицать – привычка, которую я получил на улицах западного Лондона: «Нет, дяденька. Никогда в жизни не видел его». Чтобы ненароком никого не подставить. Во-вторых, я действительно не знал всех этих людей в тусовке. Я встречал их, потому что наш мир тесен, но знал ли я их? Мы выросли, выступая с The Beatles, The Rolling Stones, The Kinks. Но я никогда не дружил ни с кем из них. Мы разошлись как в море корабли. Они отыграли свой концерт, мы отыграли свой. Окажись мы в одной программе, это не имело бы большого значения. Роберт Плант стал моим настоящим другом, а позже и Эдди Веддер из Pearl Jam. Всего лишь несколько человек из бизнеса, но их не очень много. Ребята из группы были моими ближайшими родственниками, и помимо этого у меня были друзья, мои настоящие друзья. Чтобы действительно узнать кого-то, нужно время, а у нас его никогда не было. К тому же я никогда не любил светиться на шикарных мероприятиях, лобызаться со знаменитостями. Я всегда нервничал. Любое собрание давалось мне нелегко. В конце концов я всегда лез на стену в каком-нибудь дальнем уголке.