Внешний враг - Владимир Перемолотов

— Я всегда думал, что они плохо кончат, — сообщил Исин.

Гаврила посмотрел на тело Перерима, на хищный оскал Никули, на мальчишку, испуганно выглядывающего из-за камней.

— Жаль, что ты им об этом раньше не сказал. Наша совесть чище была бы…

Снимая с сапог комья грязи, Избор заметил.

— Совесть… Это по-моему единственное, что у меня осталось чистым.

Под их разговор старик затих.

Заходящее солнце раздвинуло облака, и теперь каждая щель меж камней сочилась оранжевым светом. Вечер обещал быть дивным. Мелкие камни на площадке искрились каплями, но лужи уже ушли в землю, а вот за большими камнями земля превратилась в какое-то влажное месиво, по которому нельзя было не идти не плыть. Для Гаврилы этих неудобств не существовало, но он представил, как цепляясь друг за друга тащатся по этому месиву Избор и Исин, да еще и волокут за собой мальчишку…

«Кстати…» — подумал Гаврила. — «Поводырь. Только что ведь был тут..»

— Эй! — крикнул он. — Отрок! Выходи, не бойся…. Кончились твои неприятности…

Лицо мальчика вынырнуло из-за камня. Издали, еще не решаясь подойти, он смотрел то на сидевших на каменных глыбах Избора с хазарином, то на Гаврилу.

— Иди сюда. Хуже чем было, не будет… — позвал его Масленников.

Мальчик сделал несколько шагов и вновь остановился. По его лицу ясно было видно, что он еще и сам не знает, что ему лучше сделать — то ли убежать, то ли подойти к этим грозным воинам. Заметив его нерешительность, Гаврила сам двинулся ему навстречу. Чтобы успокоить мальца он полушутя, полусерьезно спросил.

— С кем ты, отрок? С ними или сам по себе?

Мальчик обвел глазами тела стариков и серьезно, по взрослому, ответил.

— Я с вами…

— С нами? — Гаврила покачал головой, не зная, что и сказать на это. — Поглядим… Как звать-то тебя?

Мальчик посмотрел на него из-под насупленных бровей, словно раздумывая говорить ему свое имя или подождать до другого случая.

— Иосиф.

— Иосиф и все?

— Да. Просто Иосиф…

Мальчишка оказался чище стариков, и его прямые льняные волосы ровно падали на некрепкие плечи. Вид он еще имел испуганный, но потрясение от происшедшего потихоньку начинало проходить и он несмело улыбнулся богатырю.

За спиной у Гаврилы грохнуло. Обернувшись, он увидел, как помогая друг другу Исин и воевода слезают с камней. Иосиф, увидев шаткую походку сотника и растопыренные руки воеводы, подошел и привычно подставил плечо. Не смотря ни на что, поводырь остался поводырем. Избор принял эту помощь как должное — руками этого мальчика им помогали Светлые Боги. Вместе с ними он дошел до костра, около которого лежали стариковские вещи. Исин уже учуявший где жарится мясо потянулся руками и обжегшись выругался.

— Горячо!

Пальцы его шарили, вместо мяса натыкаясь на горячие угли.

— Я сейчас! — быстро сообразил мальчишка, и в руках у сотника и воеводы волшебным образом очутилось по ломтю мяса. Набив рот, Исин спросил.

— Давно ты у этих стариков?

— Нет. Дней десять….

— Сирота? — спросил Избор, оглядывая мальчишку незрячими глазами.

— Не знаю, — сказал Иосиф. — Я домой иду.

— А где твой дом?

— За лесом.

— За каким лесом?

Мальчишка смотрел в костер и Гаврила сообразил, что тот голоден. Он кивнул на кусок мяса, что оставался в костре, позволяя ему взять его.

— Ешь. Так за каким лесом?

Иосиф опустил глаза.

— За лесом. Не знаю где…. Ищу…

Жалость окатила Масленникова жаркой волной. Уже не расспрашивая дальше, он готов был сам рассказать, что случилось с мальчишкой. История была наверняка не хитрой. Разбойники или степняки, или еще кто-нибудь, из такой же братии, охочий до легких денег напал на весь. Поселянам пришлось плохо — разбойники кого порубили, кого увели с собой. Наверняка путь в неволю был не близкий и вот он ухитрился сбежать по дороге. А теперь идет домой. Только откуда такому мальцу, может быть ни разу не бывавшем дальше своего леса, что окружал весь, что Русь и есть один большой лес?

— Ничего… Не пропадем… — сказал Исин. — Чтобы четыре мужика да с жизнью не справились? Да быть такого не может!

— Я найду, — серьезно сказал малец. — Я уже большой. Двенадцать зим…

— Тебе плохо было с ними? Обижали, небось? — спросил Гаврила, ломая разговор.

Иосиф кивнул.

— Да.

И не впопад добавил.

— Они веселые были. Плясали, песни пели…

— Ничего, — сказал Избор. — Мы тоже плясать умеем. А как Исин песни поет! Заслушаешься…

Он хотел успокоить и развеселить мальчика, но тот действительно оказался взрослее, чем казался.

— Вы меня сейчас не бросите?

Гаврила улыбнулся.

— Нет.

Избор, проведя рукой по воздуху, наткнулся на плечо ребенка, потом коснулся головы, ладонью погладил по волосам.

— Ну, что ты. Конечно нет… Мы же только встретились… У нас впереди долгая дорога и крепкая дружба.

Гаврила увидел, как лицо мальчика озарила мимолетная радостная улыбка.

— Послушай-ка Иосиф. А как ты тут очутился?

— Пришел со стариками. Они выбрали место и ждали…

— Пауки, — пробормотал Исин. — Ну, чисто пауки…

— Нашлись добрые люди… Навели, показали… — всем сразу объяснил Избор.

Хазарин уже закончил есть и теперь облизывал пальцы. Иосиф усердно заработал челюстями, и Гаврила отвел глаза. Жажда, о которой он позабыл, вновь напомнила о себе и обо всем, что привело их к этим камням. Он вспомнил и тут же опять забыл о жажде.

— Яйцо? — вскрикнул он. — Где яйцо?

Мальчишка бросил жевать и удивленно посмотрел на него.

— Избор, где яйцо?

— Не знаю, — растерянно ответил воевода. Масленников поднялся, и сделала несколько шагов в сгущающуюся темноту.

— Свистни, — посоветовал Исин. — Наверняка прикатится. Чего-чего, а уж прятаться оно умеет.

За эти два дня воевода уже понял, что яйцо относится к себе бережно и в случае чего о себе позаботится в самую первую очередь. Гаврила послушался. Поднеся ладони к губам, он крикнул:

— Яйцо!

Он вслушивался в темноту и услышал там легкий перестук, словно недалеко от него, точила зубы о камень мелкая мышь. Богатырь сделал несколько шагов навстречу звуку и увидел, то, что искал. Яйцо, как покалеченная птица топталось на одном месте. Оно кружилось, словно в припадке безумия возомнило себя волчком.