Ночной клуб на Лысой горе - Дарья Донцова

Еще на первом курсе весной Ленка сообразила, что беременна. В том, что отец ребенка Змей, Орлова не сомневалась, поскольку в Федора безумно влюблена была и только с ним спала. Решила Лиса парня обрадовать, сообщила ему, что скоро он папой станет. Но Касьянов в восторг не пришел, конкретно любовнице приказал:

— Делай аборт. Я тебе денег дам.

И вручил нужную сумму.

А Ленка что учудила? Ей очень кое-что из одежды купить хотелось, и деньги она на шмотки спустила. Живот не сразу вырастает, Ленка, у которой ума всегда мало было, решила: все как-нибудь обойдется, рассосется. Да, да, студенткой стала, а мозг еще не вылупился.

В июле талия у нее пропала, тогда Орлова призадумалась и к бабушке уехала на Волгу, в свой родной город. Старушка внучку отругала и поддержала:

— Рожай. Младенца у меня оставишь, сама в Москву вернешься. Но учись там прилежно.

Вот такая самоотверженная бабушка у нее оказалась. Позже она справку раздобыла, будто студентка Елена Орлова ногу сломала, и в сентябре сама в столицу прикатила, в институт. К ректору пошла и добилась для внучки свободного посещения на полгода.

Все в поврежденную ногу поверили, жалели Лису. В начале декабря та наконец в аудитории появилась, зачеты сдавала, потом экзамены. Ее про перелом спрашивали, а Ленка смеялась:

— Заросло, как на собаке.

Орлова никому о рождении ребенка ни звука не сказала, Змея в известность не поставила. А потом старушка умерла, и Лене пришлось дочку с собой в Москву забрать. А на той вечеринке в день рождения Федора нате вам, девочка, зовут Вероника!

Фомина налила себе и мне по новой порции очень вкусного чая.

— Как дальше было дело? А вот что вышло. Змей стал жить с Белкой и Лисой. Уж как ему удалось уговорить Таню пустить в свою квартиру Ленку с Вероникой, не знаю, но Орлова у Михайловой поселилась.

— Они жили втроем? — уточнила я. — Плюс дети?

— Здоровой шведской семьей жили, — хмыкнула Надежда Павловна. — Змей ко мне часто жаловаться приходил, благо топать недалеко. Придет, плюхнется на диван и ноет: «У Белки две девчонки, у Лисы одна, итого три. Бабы на меня, как на шахтера, глядят: добывай, Федя, уголек, топи печки. То Сашке ботинки надо, то Аньке шапку, то Веронике пальто. Или все дети одновременно болеть начинают. Мрак! Где денег взять?..»

Я, слушая ее рассказ, молчала, но про себя усмехнулась: «А чего парень хотел? Надо было расплачиваться за разудалую жизнь».

— Жили они и правда впроголодь, — продолжала хозяйка подвала. — Но потом Лисе повезло — она устроилась в соседний дом дворничихой, получила зарплату и служебную комнату. Но все равно рядом со Змеем находилась, везде с ним таскалась. Вероника за ней моталась. Надоели они мне хуже перцового пластыря. Белка придет — девочек притащит, ноет, на жизнь жалуется. Дети у нее хуже цыганят — Саша нагло холодильник откроет, возьмет что хочет без спроса, Аня все подряд расшвыривает, орет. Потом Лиса с Вероникой подтянутся, Орлова тоже стонет: «Одеться не во что, устала, как собака, Ника конфет требует, а денег даже на хлеб нет».

Рассказчица вздохнула:

— Я диплом тогда писала, мне не до них было. Я повзрослела, устраивать гульбарии больше не хотела, начала работу себе хорошую подыскивать. Одним словом, другая стала. Ежик тоже остепенился. Да и все остальные пить-курить, из койки в койку скакать перестали. Взрослая жизнь на пороге замаячила, а там все не так, как у студентов. В моем подвале стало тихо, по пятьдесят человек здесь больше не собиралось. А вот Змей и две его «жены» как будто заморозились. Дипломы они кое-как защитили, но о будущем не задумывались, жили словно голуби — где крошки нашли, там и склевали. И чаще всего хлебушек они у меня находили. В веселые годы складчина устраивалась, все что-то приносили и вместе ели-пили, теперь такого не случалось. Я работать пошла, меня в издательство художником взяли. Змею, помню, кто-то предложил плакаты писать, так он недельку к десяти утра в контору поездил и бросил. Не хотелось ему в семь вскакивать и полтора часа на метро-автобусе до рабочей табуретки добираться. Под свою лень Федя теоретическую базу подвел: дескать, служить не может, потому что теряет свободу творчества, не самовыражается. Белка с Лисой тоже в плуг не впрягались, в один голос пели: «У нас дети». Просто анекдот! Если кто их и волновал, так это Змей, про своих девчонок они вообще не думали. Одно время этим дурам-мамашам все друзья помогали — одежду давали, деньги. Потом всем ясно стало: эта троица — элементарные тунеядцы, и жалость иссякла. Одна я их кормить продолжала. Но не потому, что такая вся из себя милосердная. Хорошее воспитание мешало, неудобно было их вон послать. Ну а потом случилась беда.

Фомина потерла лоб рукой:

— В октябре это произошло, в самый последний день, тридцать первого, в Хеллоуин. Змей и его гарем постоянно брали в видеопрокате американское кино. Конечно, про праздник нечистой силы узнали и решили повеселиться. Нарядились соответственно: Танька нацепила костюм полицейского, а Федька ей жуткий макияж сделал — зубы краской зачернил, шрамы намалевал на щеках, язвы. И Ленке рожу размалевал под покойницу, Лиса вставшей из могилы проституткой прикинулась. Ну и сам загримировался им под стать жутким горбуном. Все нужное для перевоплощения в зомби они в институте нашем сперли, там была кафедра театрального костюма и грима. (Змей почти год факультативно науку эту изучал, ходил на лекции и семинары, ему нравилось людям лица менять. Потом его вытурили за то, что он спер манекен, нарядил его как заведующую кафедрой и повесил на вешалке. Это была его первоапрельская шутка. Итог акции: сердечный приступ у двух преподов, которые утром первыми на работу пришли.) Касьянов отлично знал, что в одном окне на кафедре, которая на первом этаже находилась, шпингалет не запирается, влез туда, унес что надо. Ему его «жены» в этом помогли. Короче, обокрали бывшие студиозусы alma mater.

Фомина хихикнула:

— Федька талантливый человек. Можно не принимать его творчество, но отрицать, что Касьянова Бог поцеловал, нельзя. Когда на кафедре «труп» увидели, вызвали милицию, настолько Змей реалистично лицо и все прочее своей кукле сделал. И в тот день, в Хеллоуин, он тоже постарался. Я, увидев троицу, чуть сознание не потеряла. Потом спросила: «И как вы в таком виде по улицам пойдете?» Они расхохотались. Змей объяснил: «В этом вся фишка. Двинем по городу ночью и головные уборы низко опустим. А в Бобровом переулке около третьего дома охрана теперь ходит, кто-то для себя стражников нанял. Так вот мы…» — «Мы подойдем ближе, — подхватила Белка, — и… раз! Я фуражку стащу, а Змей с Ленкой кепарики сдернут. Мужики наши морды увидят… Ой, не могу!» Михайлову смех душил, поэтому докончила Лиса: «Вот уж повеселимся! А потом в гости рванем, нас в одно место пригласили на бал Хеллоуин…»

Прервав рассказчицу, я не удержалась от оценки придуманного студентами спектакля:

— Глупая и опасная затея. У секьюрити есть оружие.

Надежда Павловна махнула рукой: