Нас называли ночными ведьмами - Наталья Федоровна Кравцова

жаркими, яростными. У меня сохранилась вырезка из газеты „Красная Звезда“ от 9 октября 1963 года со статьей Маршала Советского Союза А. Гречко „Освобождение Тамани“.

…Авиация противника делала по 1500–2000 самолетовылетов в день. Более двух месяцев длилось воздушное сражение на Кубани. По своей напряженности, количеству участвовавших в нем самолетов и числу воздушных боев оно превосходило все предшествовавшие сражения. Да и в последующем, до самого конца войны, мы не знаем такого большого сосредоточения авиации на ограниченном пространстве. Над Кубанью состоялось более половины всех воздушных боев, происшедших в апреле-мае 1943 года на всем советско-германском фронте. В итоге боев победу в воздухе завоевали советские летчики…

В Ивановской полку вручили гвардейское знамя. Мы были гвардейцами уже с 8 февраля 1943 года, но вручение знамени состоялось только 9 июня. Вообще-то, церемония обычная, но чувства… Когда сняли чехол и красный шелк горячо вспыхнул на солнце, у меня, да и у многих девчат, заблестели слезы… Бершанская целовала знамя. Мне тоже очень хотелось поцеловать его и зарыться лицом в теплые, мягкие складки. Это было наше, мое знамя…»

* * *

Командир полка…

В боевой обстановке мы могли оценить мужество и хладнокровие Евдокии Давидовны Бершанской, ее умение организовать деятельность полка так, что мы, девушки, чувствовали себя на фронте во всех отношениях на равных правах с мужчинами. Никто никогда не давал нам поблажки как «слабому полу», и мы никогда не отставали в боевой работе от мужских полков. Строгая, скромная, выдержанная, она не опускалась до мелочей, которые могли бы заслонить те высокие цели, ради которых мы воевали.

Бершанская была настоящим командиром, и все мы гордились ею. Она никогда никого не хвалила и не ругала. Но достаточно было одного ее взгляда, чтобы ты почувствовала двойную вину, если была виновата, или оказалась вдвойне счастлива, если сделала что-то хорошее.

Она вообще старалась избегать командирского тона. И вместе с тем ее твердая рука чувствовалась всюду. Как-то незаметно она умела поддержать инициативу там, где это было нужно, и, наоборот, пресечь то, что считала неправильным. Во время полетов она постоянно присутствовала на старте и в случае необходимости летела на задание сама. В ту ночь, когда мы получили первую боевую задачу, Бершанская открыла счет вылетов полка.

Обычно перед стартом экипажа командир полка подходила к самолету, ожидавшему сигнала на взлет, и давала летчику последние указания. Всего несколько слов. Иногда только:

– Будьте внимательны.

Их можно было и не говорить, эти слова. Летчик уже знал все: и задание, и обстановку. Но Бершанская говорила их. Она не улыбалась, и голос ее звучал суховато. Но в строгом ее взгляде каждая из нас улавливала теплоту, доверие и еще что-то такое, ради чего мы готовы были не только выполнить самое трудное задание, но полететь на край света и сделать невозможное…

* * *

Мы работаем «по максимуму». На земле все спешат. Девушки-вооруженцы подвешивают бомбы новым, бригадным методом. Так быстрее: две минуты – и бомбы висят.

Запустив мотор, выруливаю для взлета. Рулю медленно: на старте тесно. Вдруг кто-то стремительно вскакивает на крыло. Я слышу знакомый нежный голосок:

– Натуся!

Ко мне склоняется Галя Джунковская. Мы не виделись ровно год, с тех пор как полк наш улетел из Энгельса на фронт. Правда, мы изредка переписывались.

– Галочка! Откуда ты здесь? – спрашиваю я радостно и тревожно.

Галя летает штурманом на самолете Пе-2, пикирующем бомбардировщике, в «сестринском» полку, в том самом, командиром которого была Раскова. Сейчас этот полк тоже воюет на Кубани.

Мы целуемся. Мотор работает, самолет стоит, мешая рулить другим. Галя одета в летный комбинезон, шлем расстегнут, кончик подшлемника полощется на ветру, бьет ее по щеке.

– Сбили нас… Маша посадила самолет на брюхо. Вот – добрались к вам. Тут в станице медсанбат.

Включив кабинные огни, я стараюсь рассмотреть ее получше. Блестят смеющиеся глаза, а на лице – темные пятна.

– Что это?

– Обожгло. Пустяки… Это здесь меня разрисовали… Самолет горел, оба мотора, а мы все тянули на свою территорию. Только успели выбраться из самолета, как он взорвался.

– Все живы?

– Да, все нормально… Тебе взлетать. Слышишь, дежурный кричит…

Мы прощаемся. Мне так хочется остаться на земле, но я должна лететь. Счастливого полета! Утром встретимся!

Но утром подвернулась попутная машина, и Галя вместе со своим экипажем уехала в полк.

Уже потом мне стали известны подробности того боя.

При подходе к цели девятка пикирующих бомбардировщиков Пе-2, пилотируемых девушками, была обстреляна зенитками. На самолете, где летела Галя, осколками повредило левый мотор. Но Маша Долина, летчица, сумела сохранить свое место в строю, и Галя отбомбилась по цели.

На обратном пути подбитый, с дымящимся мотором Пе-2 начал отставать, и вражеские истребители ринулись на него в атаку. Галя и стрелок-радист Ваня Соленов отстреливались из пулеметов, пока не кончились патроны. Атака была отбита, но появился еще один «худой», как называли тонкобрюхих вертлявых «мессершмиттов», который приблизился к Пе-2, и летчик, подняв руку, показал один палец, а потом два, спросив: за одну атаку сбить Пе-2 или за две? И тут же дал длинную очередь… Загорелся второй мотор. «Мессер» снова зашел для атаки. «Теперь даст очередь по кабине…» – подумала Галя и в отчаянии схватила ракетницу, быстро зарядила и выстрелила навстречу немецкому истребителю ракету… Обыкновенную белую ракету. И сразу – вторую… Немец, не поняв, в чем дело, отвалил. Или просто передумал стрелять: горящий Пе-2 шел к земле, и конец был ясен.

Огонь проникал в кабину, заполненную дымом. Высота падала. Маша сказала: «Прыгайте, а я попробую посадить…» Но ни Галя, ни Ваня, раненный в бою, не захотели оставлять ее. Сразу же за Кубанью, за линией фронта, самолет плюхнулся на землю. Надо было как можно быстрее выбраться из горящего самолета, но тут оказалось, что заклинило выходной люк. Тогда Ваня, собравшись с силами, отбил его. Едва все трое успели отбежать, как раздался взрыв…

В конце войны Маше Долиной и Гале Джунковской (Марковой) было присвоено звание Героя Советского Союза.

* * *

Рассказывает техник эскадрильи Тоня Вахромеева:

«…На фронте нам, техникам, пришлось привыкать к совершенно новым условиям. Здесь не было ни ангаров, ни стационарных ремонтных мастерских. Наши По-2 базировались на случайных, неподготовленных площадках, где мы своими силами оборудовали стоянки для самолетов, тщательно маскировали их, производили полевой ремонт.

Ночью, когда наши машины беспрерывно взлетали и садились, у нас было много дел. Техники встречали самолеты, осматривали их, заправляли бензином и маслом, устраняли дефекты, повреждения и снова провожали в полет. И все