Нас называли ночными ведьмами - Наталья Федоровна Кравцова

это в темноте, при свете карманного фонарика, а иногда и при лунном свете, чтобы не демаскировать аэродром.

…Отступление 1942 года на юге. Днем – перебазирование, ночью – боевые вылеты. Частые тревоги. Иногда уходим от немцев в самую последнюю минуту… Фронтового опыта еще нет. Постепенно привыкаем ко всему. Однажды пришлось самим срочно сжечь свой неисправный самолет, который не мог подняться в воздух из-за отсутствия запчастей: к хутору приближались немецкие танки.

…Весна 1943 года. Аэродром под Краснодаром, настоящий, с капонирами. Мы довольны – каждый самолет имеет свое удобное место. Но когда нас пробомбили два раза, нам захотелось куда-нибудь в глушь, на лесную опушку…

…Лето 1943 года. Укрепленная „Голубая линия“. Наш аэродром совсем близко к фронту. Полеты с заката до рассвета, каждую ночь. На старте – полная темнота. Самолеты садятся по трем огонькам, которые зажигаются на короткое время. Мы работаем совсем без света, даже без карманных фонариков: над аэродромом то и дело пролетают немецкие самолеты…»

* * *

Вспоминает Раиса Аронова:

«Полк нуждался в пополнении летного состава. Штурманов начали готовить из своей среды – из техников и вооруженцев. Летчицы, в основном инструкторы аэроклубов, прибывали из разных мест. Командующий Воздушной армией беседовал почти с каждой вновь прибывшей летчицей.

Когда Лера Рыльская робко вошла в кабинет Вершинина и представилась, он строго спросил:

– Почему такой неряшливый вид?

– Я прямо с поезда… – в смущении глядя на свой помятый костюм, пролепетала девушка.

Командующий спрашивал не только о том, где и сколько летала Рыльская, его интересовали и многие другие стороны ее биографии. Задавал вдруг вопросы, от которых девушку бросало в жар.

– Куришь? Пьешь?

– Н-н-нет… – заикаясь, отвечала Рыльская.

„Господи, неужели я похожа на пьющую?“ – с ужасом подумала Лера.

– Ну это я так, на всякий случай спросил. Мало ли что бывает. Не обижайся.

В конце беседы командующий предупредил:

– Смотри веди себя достойно. Не наложи каким-нибудь опрометчивым поступком пятно на боевую славу полка. – И уже вслед уходившей летчице бросил: – А костюмчик-то приведи в порядок. Неловко себя почувствуешь, если в таком виде явишься в полк. Там девушки аккуратные.

…Леру Рыльскую определили в новую, четвертую эскадрилью. Это была учебная эскадрилья, в которой прибывающих летчиц готовили к полетам ночью».

* * *

Рассказывает Калерия Рыльская:

«С очередным пополнением летчиков прибыла и я в женский полк. Молодых пилотов выделили в учебную эскадрилью и назначили ее командиром Марину Чечневу. Женский полк жил полнокровной жизнью. Для нас наступила учебная страда: никто из нас не летал раньше ночью…

Я, пилот молодого поколения, считаю своим долгом рассказать о работе старых штурманов – старых по опыту, а не по возрасту. Они являлись нашими наставниками и верными друзьями. Летчики-ветераны научили нас уверенно летать ночью. А первые боевые вылеты мы производили с опытными штурманами.

Конечно, им куда приятнее летать с видавшим виды летчиком, который не растеряется в любой ситуации и выйдет невредимым из-под обстрела и прожекторов. Но старые штурманы любили летать с молодыми пилотами.

Молодой пилот широко раскрытыми глазами смотрит на открывшийся ему неведомый мир. С душевным трепетом пересекает и линию фронта. На земле бьет артиллерия, чертят цветные трассы снаряды… Страшно, страшно лететь на хрупкой машине прямо в пасть врагу. Заслышав звук твоего мотора, немецкий прожекторист направляет в небо ищущий тебя луч. Вот-вот подключатся еще несколько. Помчались вверх зенитные снаряды. Все это по твою душу, молодой летчик! А в наушниках слышится милый знакомый голос:

– Доверни-ка, Лерочка, чуть правее, а то нас сносит. Как тебе нравится цвет немецких ракет? Гадость, правда?

Старые штурманы научили нас распознавать, где настоящая опасность, а где пугало стоит…»

* * *

Валя Пустовойтенко прибыла в полк осенью 1943 года вместе с группой младших авиаспециалистов. Девушек зачислили в полк вооруженцами. Но вместе со своими подругами, захотевшими летать, она довольно быстро прошла штурманскую программу и стала толковым штурманом. Первые боевые вылеты ей пришлось делать в сложной обстановке, когда на Кубани шли жестокие сражения на земле и в воздухе.

…После войны Валя рассказывала:

«Когда теперь вспоминаешь военные годы, частенько спрашивают: а не страшно ли было летать? Трудно ответить на этот вопрос. Конечно, когда попадаешь в лучи прожекторов и не знаешь, куда вести самолет, так как потеряла и землю и небо; когда плоскости самолета превращаются в клочья тряпок, а в полу кабины появляются дыры; когда до линии фронта остается много километров, а мотор перестает работать или барахлит, – конечно, тогда становится страшно… Но совсем ненадолго. Ведь все в тебе устремлено к одному – победить! Ведь знаешь, что ты не одна, за тобой несметная сила, – такая злость поднимается, если враг тебя царапает, такое упрямство, что все нипочем!

Да для страха просто не оставалось времени в полете, и по-настоящему он ощущался уже на земле, после того как все оставалось позади. Когда сядешь, отрапортуешь, да вдруг вспомнишь все, как было, иной раз так и хотелось уткнуться лицом в грудь Бершанской, в грудь подруги и дать волю слезам – хотелось, а через минуту становилось стыдно за это, а потом смешно, а потом весело, просто весело на душе!»

* * *

Мой самолет приближался к вражескому укрепленному району на «Голубой линии». Как ни старалась я подойти к цели неслышно, все равно нас поймали широкие цепкие лучи. И как раз в тот момент, когда Лида Лошманова, мой штурман, готовилась бомбить. В кабине стало светло, к самолету потянулись снизу оранжево-красные ленты: три крупнокалиберных пулемета швыряли вверх огненные шары.

Двадцать секунд я должна была вести самолет по прямой, не сворачивая. Всего двадцать секунд. Пах-пах-пах! Щелкают оранжевые шарики, будто пляшут вокруг самолета, все теснее окружая его.

– Еще немножко… – говорит Лида.

Я послушно веду самолет. Мы с Лидой еще не привыкли друг к другу, присматриваемся. В полете она спокойна, говорит мало, только самое необходимое. Вообще она мне нравится. У нее продолговатое смуглое лицо и умные, немного грустные глаза.

Пах-пах-пах!.. Земля плывет под нами медленно, очень медленно.

– Готово, – говорит наконец Лида.

Бомбы сброшены. Стреляют кругом. Уклоняясь от трасс, я швыряю самолет то вправо, то влево, то вниз. Уже непонятно, где земля, а где небо. Вижу только блестящие зеркала прожекторов и огненные зайчики, весело бегущие к самолету.

Но почему луна внизу? Ведь это луна! Я узнаю ее – немножко на ущербе… Она светила нам всю дорогу. А зеркала сейчас вверху… Значит, самолет в перевернутом положении! Я делаю невообразимый маневр, все становится на место: луна вверху, зеркала внизу.