Жар ночи - Александра Хоукинз

— Что вы намерены делать?

Он метнул сердитый взгляд в сторону Корделии.

— То, что должен был сделать еще вчера вечером: поеду в имение Гомфри за вашей матерью и сестрой.

Алексиус распахнул двойные створки двери. Как только он решит вопрос с Гомфри и Джулиана окажется дома, в полной безопасности, он тут же отволочет ее, как бы она ни брыкалась, наверх и хорошенько отшлепает по мягкому месту за то, что она не доверила ему своих секретов.

И лишь после этого он попросит прощения за свои прегрешения.

Когда экипаж Алексиуса остановился у особняка лорда Гомфри, маркиз уже лишился остатков благоразумия и учтивости. Прислужник графа изрядно удивился, когда Алексиус распахнул дверь ногой, и инстинктивно прижался к косяку, чтобы избежать удара.

— Милорд!

Алексиус не стал утруждать себя объяснениями и извинениями. Он просто заскочил внутрь и быстро огляделся, изучая обстановку.

— Уходите немедленно! Вам нельзя являться в этот дом без приглашения! — Дворецкий не знал, как бы повежливей спровадить сановитого гостя, чтобы при этом не накликать на себя хозяйский гнев.

— Где этот мерзавец? — Алексиус посмотрел наверх. — Еще в спальне?

Стоило ему вообразить, что Джулиана спит в обнимку с Гомфри, как лицо его исказила свирепая гримаса. Это не ускользнуло от внимания слуги, который боязливо попятился к лестнице.

— Лорда Гомфри нет дома. — Заламывая руки, слуга метнулся к лестнице, когда Алексиус сделал угрожающий шаг в его сторону. — Если вы не уйдете, мне придется позвать констебля.

— Твоя преданность заслуживает не только восхищения, но и лучшего применения! — Алексиус заметил в дальнем конце холла закрытую дверь и понял, что там должна находиться библиотека. — Давай, зови констебля. Пускай Гомфри объяснит ему, зачем удерживал здесь леди Джулиану Айверс против ее воли.

— Вы пьяны или попросту сошли с ума? Лорд Гомфри — истинный джентльмен, — сказал слуга, огорошенный предъявленным обвинением.

Алексиус прижал дворецкого к балюстраде и схватил его за плечи, его ухмылка не сулила ничего хорошего.

— Я уже протрезвел, поэтому считай, что имеешь дело с непредсказуемым безумцем. Где Гомфри? Клянусь: если он над ней надругался и я смогу доказать, что ты об этом знал, но не вмешался, я добьюсь, чтобы магистрат судил и тебя тоже.

Дворецкий, трясясь от ужаса, проглотил стоявший в горле ком. Не говоря ни слова, он движением вытаращенных глазных яблок указал на закрытую дверь в конце коридора.

Алексиус похлопал дворецкого по плечу.

— Молодец. — Отпустив испуганного до смерти слугу, он развернулся и решительно устремился к этой двери.

— Она не заперта.

Алексиус, не оборачиваясь, поднял руку, давая понять, что услышал его. Его бы не остановила и запертая дверь. Алексиус повернул ручку и ввалился внутрь. Слуга не наврал: Гомфри стоял посреди библиотеки спиной к входу. В руке он держал пустой стакан. Даже если граф слышал какой-то шум в холле, особого значения он этому не придал.

Ни Джулианы, ни ее матери здесь не было. Может быть, сестры ошиблись?

— Где она?

Первым его желанием было, ворвавшись в комнату, повалить Гомфри на пол. Когда негодяй уткнулся бы зубами в свой роскошный ковер, Алексиус смог бы уже выбирать, куда нанести первый удар.

— Синклер, — с трудом выдавил Гомфри, поднеся стакан к губам. Осознав, что в стакане пусто, он нахмурил лоб. — Почему-то я не удивляюсь вашему визиту. Надеюсь, вам не пришлось избивать моего дворецкого, чтобы проникнуть сюда. Он, может, и не самый большой храбрец, но всем сердцем предан мне.

Граф подошел к столу и извлек из ящика небольшую бутылочку.

— Простите, я совсем забыл об этикете: не желаете портвейна?

В животе у Алексиуса забурлило.

— Я не выпивать с тобой пришел, Гомфри.

— Да? Жаль. — Граф развернулся к нему спиной, чтобы наполнить свой стакан. — Эту бутылку прислали мне из Дору. Напиток исключительного качества.

— Где Джулиана?

Гомфри поднял стакан, чтобы на свет полюбоваться насыщенным цветом его содержимого, а после со вздохом оперся о стол.

— Леди Джулиана… Слова «исключительная» и «качество» в полной мере и ее характеризуют.

Алексиус приблизился к графу.

— Она тебе не бутылка портвейна, Гомфри. И пополнить ею свою коллекцию я тебе не позволю.

— Какая благородная ярость! Услышь кто ваши слова, мог бы заподозрить, что вы в нее влюблены. — Он пригубил портвейна и, глядя на Алексиуса поверх кромки стакана, шутливо погрозил ему пальцем. — Но мы-то оба знаем, что к леди Джулиане вы подбивали клинья с куда более пакостными намерениями, чем я. А это немалое достижение, учитывая, что я ее шантажировал.

Алексиус решил, что с него хватит. Сестра Джулианы рассказала, что Гомфри потребовал Джулиану в качестве оплаты долгов их матери, но он не ожидал, что граф с такой легкостью признается в своей низости. Для того чтобы подойти к нему вплотную, Алексиусу понадобилось сделать всего три больших шага. Сделав эти три шага, он выбил стакан у него из руки и ударил кулаком в живот.

Граф, согнувшись в три погибели, издал жалобный стон. Стакан ударился об оконное стекло, красный, как кровь портвейн расплескался. Алексиус легко представил, как расплескалась бы столь же красная кровь его противника… И он не собирался останавливаться. Согнув ногу в колене, он саданул им Гомфри в лицо; тот отлетел на стол, сметая все на своем пути.

Алексиус отбросил ногой винную бутылку, упавшую ему на ботинок, после чего ухватил неприятеля за лацканы смокинга.

— Приношу извинения за порчу ковра, но мое терпение на пределе. Где Джулиана? Ты что, запер ее в одной из спален?

— Ее здесь нет, Синклер.

— Лжец!

Приподняв графа одной рукой, он ударил его в челюсть, хотя костяшки пальцев еще болели после вчерашней потасовки. Впрочем, Гомфри пострадал сильнее сломанный нос раздулся и увеличился вдвое, по всему лицу пестрели синяки, нижняя губа треснула. А теперь изо рта и из правой ноздри у Гомфри текла кровь.

Алексиус запрыгнул на стол и взгромоздился графу на грудь.

— Я только что был в ее доме и говорил с ее сестрами. Ты не привез ее домой.

Гомфри оскалил зубы, каждый из которых был покрыт замысловатым кровавым узором.

— Слезь с меня, гад, — буркнул граф, тяжело дыша под тяжестью противника. — Я все тебе расскажу.

Смерив графа хладнокровным взглядом, Алексиус не спеша слез с него.

Гомфри привстал, хватаясь за край столешницы. Его бесило то, что человек, которого он всегда презирал, опрокинул его на спину с той же легкостью, с какой повар опрокидывает строптивую черепашку, норовящую сбежать из кастрюли.