Дочери смотрителя маяка - Джин Пендзивол

Наши голоса терпели неудачу, а вот сверчки затеяли беседу, произнося утешительные глупости, показывая свою осведомленность.

— Как она? — наконец спросил он.

Я повернулась к нему, луч маяка осветил его напряженное лицо с заострившимися чертами, и мне захотелось прикоснуться к нему. Захотелось, чтобы он обнял меня. Я просто молча покачала головой, позволив слезам снова падать на землю.

— Ну что ты… — прошептал он, потянувшись ко мне. Его рука была возле моего лица, большим пальцем он вытирал соленые капельки, которые цеплялись за подбородок. — Ты в этом не виновата.

Я ощетинилась, шагнула назад, отбросив его руку. Он знал. Он знал, что я плакала так же сильно из-за чувства вины, которое засело горячим, твердым и тяжелым комком в моей груди, которое не давало мне дышать, вцепившись в мое сердце и крепко сжимая его. Этого бы не случилось, если бы я не была с ним. Если бы мы вернулись вовремя, Эмили оставалась бы у маяка. Я была нужна ей, и я ее подвела. Она была моей жизнью, а я — ее. У меня не могло быть их обоих. У меня не могло быть Эмили и Дэвида. Я повернулась и поднялась по деревянным ступенькам в теплый дом, закрыв за собой дверь и забрав при этом прямоугольник света, в котором он стоял, оставив его с песнями сверчков и прерывистым лучом маяка, крутящегося над головой.

Больше я не видела твоего деда. Он знал. Мы оба знали. Он убил невиновного человека. И хотя он был не из тех, кто прятался бы, опасаясь последствий своих действий, не сделав этого, он бы скомпрометировал Эмили. Она бы этого не пережила. Он любил ее слишком сильно, чтобы так поступить.

И он любил меня слишком сильно, чтобы остаться, чтобы заставить меня выбирать между ними. На следующее утро после убийства Грейсона, еще до того, как солнце поднялось на небо, тело и каноэ исчезли.

И он вместе с ними.

Морган

Я лежу в своей постели. Я уже несколько часов не сплю, но мне не хочется вставать, встречаться с людьми и вести глупые разговоры. Сегодня суббота. По субботам я обычно сплю до обеда, после пятничных гуляний. Но я не выходила гулять уже несколько дней. Ни разу с тех пор, как мы с Дерриком расстались и я напилась и выставила себя полной дурой. Ни разу с той ночи, которую я провела в доме престарелых. Ни разу с тех пор, как я узнала, что дедушка застрелил Грейсона.

Ни разу с тех пор, как я так глупо попалась.

Мисс Ливингстон была намерена продолжить свой рассказ. Я думаю, она собиралась рассказать мне больше, даже если ни разу с тех пор не видела моего дедушку. Но показался Марти, его густые брови двигались вниз и вверх по лбу, пока он поочередно смотрел на нас. Он ничего не говорил, хотя я уверена, что у него было много вопросов. Думаю, он просто такой, не сует нос в чужие дела. Наконец он сказал, что меня там спрашивают.

Сначала я подумала, что это Деррик. Хотелось бы мне, чтобы на самом деле я не надеялась, что это он, но я надеялась. Черт его подери! Я быстро натянула ботинки и поспешила по коридору к входу. Но там была Лори, она сидела в одном из кожаных кресел возле камина, ее лицо выражало смесь беспокойства, растерянности и разочарования. И еще, возможно, сильную усталость. Черт!

Мы просто смотрели друг на друга. Она не просила меня объяснить, что происходит, и я не стала этого делать. У меня было такое чувство, что кто-то уже успел ей все рассказать. Марти.

— Я сейчас приду, — сказала я ей, а потом вернулась в комнату мисс Ливингстон.

Элизабет забралась в постель. Она выглядела маленькой и уставшей, а еще уязвимой, какой я ее раньше никогда не видела. Я поняла, что у нее ушло немало сил на то, чтобы оживить в памяти воспоминания о прошлом и рассказать мне о дедушке. И, стоя в ее комнате, глядя на нее, лежащую на кровати с закрытыми глазами, я поняла, что мы обе любили одного человека.

— Мне нужно бежать, — сказала я. — Я… мм…

— Это не парень, так ведь?

Я не могла сдержать улыбку. Какая она к черту наблюдательная!

— Нет. Это не он. Там моя приемная мама. Она, должно быть, беспокоилась обо мне.

— Это неотделимо от заботы.

Я просто кивнула, забыв, что она не может видеть. Она пыталась сказать мне что-то большее этими словами. Она хорошо знакома с беспокойством и заботой. Я смотрела на дневники на столе, и мне хотелось сложить их в стопку и снова завернуть, но я оставила их там лежать. В них не было ответов на ее вопросы, и я расстроилась из-за этого. Я постукивала ногой по дверному косяку. Я не привыкла чувствовать.

— Мне жаль, что вы не нашли того, что искали в отцовских дневниках. Что вы не узнали, кто похоронен в той могиле и почему Чарли отправился на остров, чтобы найти дневники.

Она сжала губы, а потом сказала:

— Теперь это уже не имеет значения.

— Я вернусь позже. — Это было утверждение, но оно прозвучало почти как вопрос. Я не была уверена, что она хочет, чтобы я возвращалась, теперь, когда уже не осталось непрочитанных дневников.

— Я была бы рада.

Я повернулась к двери.

— Морган, — продолжила она. Я остановилась и повернулась к ней. Ее невидящие глаза были открыты, они смотрели в прошлое. — Он был хорошим человеком. Очень хорошим человеком.

Я какое-то время молча стояла на пороге, вспоминая того дедушку, которого знала. Когда я снова посмотрела на мисс Ливингстон, я увидела перед собой не хрупкую старушку, а молодую девушку Элизабет, которая любила хорошего человека. Очень хорошего человека. И я почувствовала себя счастливой за нее, но в этом было столько печали! Я закрыла за собой дверь и пошла по коридору, удаляясь от воспоминаний, ее и моих.

Марти протянул мне скрипку, когда я проходила мимо его подсобки. Он также вручил мне пончик, завернутый в салфетку, и бумажный стакан с горячей жидкостью, пахнущей имбирем и медом.

— Подумал, что это может тебе понадобиться.

Это помогло, но недостаточно. Разговор с Лори во время короткой поездки на машине от дома престарелых до школы получился каким-то нелепым, что-то по поводу того, что нужно звонить, что с ней всегда можно поговорить, и тому подобная фигня. Я пробормотала что-то похожее на извинения, прежде чем захлопнуть дверцу и поторопиться на урок. Деррика не было, и я радовалась тому, что не придется с ним общаться. Весь урок истории я с трудом боролась со сном и ушла из школы, как только прозвенел звонок. Мне до смерти хотелось курить, и я подожгла сигарету, как только оказалась на дорожке, которая тянулась вдоль реки к дому престарелых. Я остановилась на мосту и сделала несколько последних затяжек, а потом, запустив окурок в коричневую воду, наблюдала за тем, как он крутится и вращается, пока его несло течением к озеру Верхнее. Марти перехватил меня в коридоре возле закрытой двери в комнату мисс Ливингстон. Он покачал головой: