Курортное убийство - Жан-Люк Банналек

– Он фанфарон, хвастун. Этот его смехотворный музей! Он совершенно пустоголовый тип. Сколько денег выманил он у Пьера-Луи на какие-то никому не нужные ремонты. Музей! Третьесортное, провинциальное заведение, таким оно и останется.

После этой вспышки мадам Пеннек окончательно сникла.

– Да, теперь мне уже и в самом деле пора оставить вас в покое.

Мадам Пеннек тяжело вздохнула.

– Надеюсь, вы скоро выясните, что случилось с моим мужем. Конечно, ему это уже не поможет, но мне станет легче.

– Я тоже от души на это надеюсь, мадам Пеннек, уверяю вас.

Катрин Пеннек сделала попытку встать.

– Нет, нет, сидите, прошу вас. Я сам найду выход.

Было видно, что мадам Пеннек неприятно такое предложение, но она его приняла.

– Спасибо.

– Если вам потребуется помощь или вы вдруг вспомните что-то важное, то немедленно звоните. У вас есть мой номер.

Дюпен встал.

– Спасибо, господин комиссар.

– До свидания, мадам.

Дюпен быстрым шагом вышел из полутемной комнаты.

Выйдя на улицу, Дюпен с удовольствием подставил лицо теплым солнечным лучам. Небо сияло светлой синевой, от облаков не осталось и следа. Дюпен, несмотря на то что прожил в Бретани почти три года, не уставал удивляться столь резким переменам погоды. Это был настоящий спектакль. День, начавшийся с безоблачного летнего утра, обещающего великолепную погоду, мог неожиданно омрачиться поистине осенним дождем и холодным ветром, и можно было держать пари, что эта погода продержится долго, и так же неожиданно его проиграть. Каждый раз казалось, что погода устанавливается навсегда. Дюпену иногда даже казалось, что только здесь, в Бретани, он по-настоящему понял, что такое погода. Неудивительно, что переменчивая и капризная погода была постоянной темой разговоров. Теперь Дюпен не удивлялся поразительной способности местных жителей предсказывать погоду; за тысячи лет кельты приобрели большой навык в этом искусстве. Дюпен и сам начал в нем практиковаться, оно, можно сказать, стало его хобби (правда, его успехи пока впечатляли только его самого).

Дюпен на несколько секунд задержался у дома Пеннеков, достал из кармана блокнот и сделал несколько записей, а потом достал из кармана телефон.

– Риваль?

– Да.

– Я сейчас приеду в отель. Сначала поговорю с мадам Лажу, а потом с вами и Кадегом. Хотя нет – сначала с вами и Кадегом. Потом со всеми прочими. Вы нашли Бовуа и Андре Пеннека?

– Нет, пока не нашли – ни того ни другого. Господин Андре Пеннек уехал по делам на машине в Ренн. У него включен автоответчик. Мы несколько раз звонили и просили его перезвонить нам как можно скорее.

– Хорошо. Мне непременно надо его сегодня увидеть, чего бы это ни стоило, и Бовуа тоже.

– Мы постараемся.

– Да, и еще одно. Проверьте, была ли мадам Пеннек вчера в аптеке в Тревиньоне, и если да, то когда. Мне нужно точное время посещения. Я хочу знать, что она покупала и как выглядела. Поговорите с провизором, который ее обслуживал.

– Она подозреваемая?

– У меня такое ощущение, что до сих пор нам никто не говорил правду.

– Нам обязательно надо поговорить, господин комиссар.

– Я уже еду.

Они сели в кафе для завтраков – Кадег, Риваль и Дюпен – и проговорили полчаса. Это был насыщенный разговор. Дюпен посвятил обоих инспекторов в детали дела. Он рассказал о похищенной картине, больше ста лет провисевшей в ресторане. Рассказал он и о сорока миллионах евро. Кадег и Риваль несколько минут молчали. По выражению их лиц Дюпен понял, что оба прониклись важностью и масштабом дела. Обоим было ясно, что самое главное теперь – найти картину, как доказательство того, что она вообще была украдена. Вероятно, после этого удастся найти и убийцу. Даже Кадег не выказал недовольства, когда через полчаса Дюпен закончил беседу, чтобы поговорить с мадам Лажу.

Она стояла у стойки регистрации, когда Риваль, Кадег и Дюпен спустились на первый этаж. Увидев всех троих, она испуганно вздрогнула.

– Здравствуйте, мадам Лажу. Огромное вам спасибо за то, что вы нашли для нас время.

– Это так ужасно, господин комиссар. Теперь еще и Луак. У этой трагедии, кажется, не будет конца. Какие тяжкие времена настали.

Говорила мадам Лажу медленно, в голосе звучало неподдельное страдание.

– Да, согласен, тяжкие времена. По поводу смерти Луака Пеннека мы пока не можем сказать ничего определенного. Я хочу – хотя и понимаю, что вам будет нелегко это сделать, – чтобы вы еще раз побеседовали со мной. Если вы согласны, давайте пройдем в ресторан.

В глазах мадам Лажу мелькнула нерешительность.

– В ресторан? Снова в ресторан?

– Я хочу, чтобы вы мне кое-что показали.

Мадам Лажу заколебалась еще сильнее.

– Я должна вам что-то показать?

Дюпен достал ключ и отпер дверь ресторана.

– Идемте.

Мадам Лажу нехотя, медленно последовала за комиссаром. Дюпен запер дверь, и они с мадам Лажу направились в бар. В переходе из ресторана в бар Дюпен остановился.

– Мадам Лажу, мне хотелось бы…

В дверь настойчиво постучали. Мадам Лажу вздрогнула.

– Кто там еще?

Комиссар с недовольным видом подошел к двери и отпер ее. На пороге стоял Кадег.

– Господин комиссар, вам звонит мадам Кассель. Она пыталась дозвониться до вас, но у вас отключен телефон.

– Вы же знаете, что я занят. Скажите мадам Кассель, что я перезвоню ей, как только освобожусь.

По лицу Кадега скользнуло выражение своеобразного удовлетворения. Не сказав ни слова, он повернулся и пошел к стойке. Дюпен помедлил.

– Кадег, подождите. Сейчас я иду. Простите, мадам Лажу, я сейчас вернусь. Это ненадолго.

– Конечно, конечно, господин комиссар.

Дюпен вышел из ресторана. У стойки регистрации Кадег протянул ему трубку.

– Мадам Кассель?

– Мне пришла в голову одна мысль. Надо было сказать вам об этом сразу. Это касается картины, то есть ее копии. Вы же хотите узнать, кто сделал копию? Я имею в виду новый вариант «Видения». Это все еще важно?

– Естественно.

– Есть только одна возможность. Иногда копиисты увековечивают себя в копиях довольно хитроумным способом. Они прячут на полотне свою подпись. Это своего рода спорт. Может быть, вам повезет.

– Да, это очень интересно, да.

– Вот, собственно, и все.

– Спасибо, я непременно дам вам знать, если мы что-нибудь найдем.

– Телефон всегда при мне.