Китайский цветок - Эмма По

— Да ты, мать, шикарно смотришься! Неужели лопушка нашла с деньгами? Помнишь, что за тобой должок-то? Может, отдашь наконец?

Инна остолбенела от неожиданности и начала бледнеть прямо на глазах. Когда ее ухоженное личико приобрело цвет белого свитерочка, мягко облегающего безукоризненную фигурку, мне показалось, что она прямо тут, не сходя с места, грохнется в обморок. Но она подхватила сумочку и вылетела из комнаты, чуть не сбив по дороге коляску, и через несколько секунд мы услышали, как бабахнула входная дверь.

В — Что у тебя делала эта проститутка?

Я — Эта, как ты говоришь, «проститутка» — жена моего бывшего шефа в «Золотом сечении».

В — Давно?

Я — Что давно?

В — Женой шефа стала давно?

Я — Лет пять, насколько я знаю. Ты что, был знаком с ней до ее замужества?

В — Ну да! Мы недолго вместе работали в ЦМИ ПКС. Как раз лет семь тому назад.

Я — Что такое?.. — я попыталась повторить немыслимую аббревиатуру.

В — Так, это… — недоуменно начал Валерка, потом, словно безнадежно, махнул рукой. — Забыл, что ты не Дашка. Я ей тогда много рассказывал про наш борделиус. Я там чуть не спился! С ума сойти! Каждый день в три часа посылали гонца в лавку. Брали почти всегда одно и то же — литр водки и шесть бутылок пива. Ну, иногда девки просили вместо пива вина взять. Покупали «Лыхну», как сейчас помню. Закусывали хлебом с сыром и кофе варили… Ты прости меня, Дашок, за вчерашнее. Хочешь на колени встану? Хочешь?

Я — Иди в жопу!

Он, как подкошенный, плюхнулся на колени, и весь путь, что я проделала из комнаты в кухню, семенил за мной, словно собачонка, на задних лапках.

В — Я к кофе-то настоящему, черному, а не растворимому, — как ни в чем не бывало продолжил он, — именно в ЦМИ ПКС пристрастился. А вчера коктейль в голову ударил — я и пристал к тебе, идиот, с этим кофем.

Я — Не «кофем», а кофе. Как «кино». Не скажешь ведь «кином»!

В — Умница моя. Полиглоточка!

Валерка почти светился слюнявым умилением. Я расхохоталась. «Полиглоточка» через несложную цепочку ассоциаций вернула меня к теме «этой проститутки».

Я — Ну а Залесская-то при чем?

В — Она тогда еще Квасюк была.

Я — Как-как? Квасюк? Ой умора!

В — Ага! Но Инка, надо сказать, вообще не квасила. Говорила, аллергия, как бы, на алкоголь. Во всех наших сабантуях участие принимала с удовольствием, но пила только воду и кофе. Курила, правда, как лошадь. И что интересно, сколько ребят к ней ни подкатывались, а она многим нравилась, кукла такая, глазами, как неживая, луп-луп, — всех отшила! До тела не допускала никого. Хотя народ в ЦМИ ПКС трахался по-черному. Там комнатка такая была, шумовкой называли, где Федюня — художник наш — картон с красками держал. Мужики специально для шумовки два топчана кожаных купили. Их Федюнин дядька продавал…

Я — Что-то не пойму я. Народ в вашем цмипэкаэсе трахался по-черному, а Квасюк, которая ни с кем не трахалась, — проститутка?

В — Народ-то трахался по любви. Или, не знаю там, по охотке большой, а эта тихоня, которая сама нас с Федюней в шумовку позвала, — за деньги!

Тю-тю-тю-тю… Стоп! У меня аж голова закружилась от услышанного. Представить, что неприступная Инна Залесская трахается в шумовке, заваленной картоном и банками с краской на отполированных чужими задницами топчанах и зарабатывает этим на жизнь, просто невозможно.

Я — Расскажи!

В — Предложила мне и Федюне любовь втроем. И ведь как верно рассчитала, стерва! Мы в ЦМИ ПКС самые молодые были, до этого дела охочие — знала, что не откажемся. Запросила она за групповое удовольствие по сто пятьдесят долларов с носа…

Я — Что, вот так подошла к тебе и предложила? Не верится как-то!

В — Да. Вот так подошла и предложила. Деньги, как бы, просила вперед. Мы с Федюней прикинули — когда еще такой вариант выпадет, и согласились. Даже лестно стало, как бы. Ни с кем и ничего… Целка-недотрога, как бы, а с нами — ко всему готовая… Отдали ей триста долларов, она их честно в шумовке отработала, один топчан мы сломали даже. А очень скоро выяснилось, что недотрогой она ходила только на работе. После службы давалкой, видно, была безотказной! Короче, лопухнулись мы с Федюней — за свои кровные денежки триппер получили. Пришлось раскошеливаться на венеролога. А Инки к тому времени и след простыл! Уволилась она. Да так шито-крыто все оформила, что никто не понял даже — думали, на больничном.

С большим трудом нашел ее телефон. Так, дескать, и так… гони деньги назад. А эта паскуда говорит невозмутимо, вы, мол, мальчики, получили удовольствие, остальное меня не касается. И деньги не отдала!

Я — Ты именно этот должок имел в виду?

В — Ну! Я ее и не видел с тех пор… А зачем она к тебе приходила?

Я — Да все, видишь, происходит из-за денег. У Залесского в конторе месяца полтора тому назад приличная сумма пропала. «Эта проститутка», как ты говоришь, решила, что взяла их Зоя. Грозится в милицию заявить.

В — А на самом деле?

Я — Да бред, конечно. Шефу такое даже в голову не пришло! А эта… Слишком много на себя берет. Домой приехала. Наглая какая! Но, знаешь, то, что ты рассказал, меняет дело. Тебе придется ей позвонить завтра.

В — Пошла она…

Я — Слушай! Эту ситуацию должна разрулить я. Только я. Ты, главное, не возражай мне, и все будет прекрасно. Думаю, в накладе не останешься.

* * *

Третий раз за сутки открываю свой дневник. Поговорить-то не с кем. Очень надеюсь, что признания белому листу не сослужат мне плохую службу.

Сегодня прилетает дед. Господи, прошло всего полтора месяца с тех пор, как он прислал письмо! Не верится даже. Столько всего произошло. Увижу его, видимо, завтра, так как сегодняшний вечер он скорее всего проведет у матери.

Везде какие-то неожиданные проколы. Может, напрасно я уговорила мать умолчать о Зое… Если она проговорится, будет только хуже. С другой стороны, как можно проговориться? Он нам совершенно чужой человек — что с ним лясы точить? Расскажет коротко о нашей семье по тем фотографиям, что мы с ней отобрали, и хватит, хватит в прошлое лезть! Приедет дед ко мне, и станем говорить только о планах на будущее.

Но как же я устала! Все время жду, что кто-то меня узнает, появятся новые обстоятельства, станут известны новые факты… От одного Валерки, кажется, добровольно в гроб ляжешь, лишь бы не видеть его физиономию, которая просто приводит меня в бешенство.