Право имею - Вячеслав Базов

самозабвенно отрывался, избивая лежащего на земле человека. Глеб выскочил с заднего сидения еще до полной остановки, тоже в маске.

Кристина сидела, сняв туфли и поставив ноги в тонких колготках на снег. Она наблюдала за избиением так, словно смотрела романтическую комедию: мечтательно и задумчиво. Глеб оттолкнул Ника, бросился к цели и проверил, жива ли та. Когда лежащий на снегу человек громко кашлянул, Глеб ударил его четко, кулаком в голову, и тот больше не шевелился. Никита успокоился и, будто его срыв был частью плана, вместе с напарником поднял тело и потащил к машине, на которой приехали Глеб и Ева.

— Отвези принцессу, — приказал Никита девушке, проходя мимо. Ева даже не кивнула, направилась к машине и доброжелательно попросила:

— Забирайся обратно, замерзнешь.

Кристина села, закрыла дверцу и уже более оживленно произнесла:

— Третья, представляешь, снег. Я люблю снег. А ты?

Еве вспомнились сугробы около морга. Как растирала снегом лицо и руки, чтобы прийти в себя. Вспомнилось, как засыпало город крупными белыми хлопьями, а она сидела в темноте и смотрела на это в широкое окно зала. Как снегом заносило гроб.

— Не особо, — призналась Ева. — С тобой все в порядке?

— Да, Ники вовремя его выволок. Немного трясет, но это пройдет. Зато я увидела, как Ники дерется. Я скучала по этому. Жаль, что его нужно привезти живым.

Ева скосила глаза в зеркало заднего вида. Кристина снова выглядела задумчивой и мечтательной, но взгляд поймала, улыбнулась и пояснила:

— В прошлый раз он перерезал сонную артерию. Кровь била фонтаном. Меня залило, Ники залило, машину вот тоже.

— Кристина, тебе нравится происходящее? — спросила Ева. Ей никогда и в голову это не приходило. Она думала, что Кристина исполняет роль приманки только потому, что должна как-то отплатить за свое проживание и защиту. Но Кристина улыбнулась, как-то по-другому, словно улыбку Ника копировала и ответила кокетливо:

— Я бы очень хотела на твое место, Третья.

* * *

Он помнил, как взглянул на водителя, и дернулся, поняв, что у того половина лица закрыта чертячьей маской. Помнил, как его выволокли из машины…

Мелецкий оставил охрану в клубе. Он и водителя-то оставил бы там же. В голове помутилось, и единственное, чего он хотел — чтобы их с новой знакомой оставили одних. Сейчас такое поведение казалось безрассудным. Какой бы эта баба ни была — мог дотерпеть до отеля, мог взять своего водителя, приказать охране следовать за машиной. Но не сделал. Как помутнение какое-то, как заколдовали.

И теперь поплатился — очнулся с ноющими головой и ребрами в каком-то бетонном подвале с тусклым светом. Железная дверь выхода была прямо напротив него, но между Мелецким и дверью находились трое: девушка слева сидела полубоком, вытянув ноги и положив на колени пистолет; парень справа — на корточках, по-гопски подняв пятки и удерживаясь на носках, рядом была прислоненная к стене арматура; в центре между ними стоял третий, сложив руки на груди и вглядываясь в лицо Мелецкого.

— Очнулся, — произнес механический голос. Тогда зажглись разом три маски, чуть прибавив света.

— Я не понимаю, за что меня? — начал Мелецкий. Он попытался встать, но руки были скованны и цепью крепились к стене. Получалось лежать, сидеть или стоять на коленях. Пришлось сесть, вытянув ноги. — Я ничего не сделал…

— Да ладно? — изобразил удивление тот, что сидел на корточках. — А если найдем?

— Даже если и сделал, ты знаешь, что тут по другому поводу, — перебил средний, глядя сверху вниз на жертву.

— Падлы, бесчестно… на бабу приманили, теперь ссыте даже руки…

— А пятнадцать человек на двоих честно было? Или тот прокурор тебе был близким другом? — Средний приподнял бровь. Девушка молчала, даже не смотрела в его сторону, словно о чем-то своем думала. Той, на которую его поймали, тут не было. Воздух спертый, пах сыростью склепа. На бетоне виднелись две бардовые, въевшиеся кляксы. Мелецкий знал, что две — мало. Убивали тут нечасто, но его безопасность это не гарантировало.

— Не понимаю, о чем вы, — попробовал он.

Никто из Чертей ничего не сказал, но средний глянул на женщину и она, словно секретарь, передала ему планшет, который до этого Мелецкий не рассмотрел. На экране появились фото с уличных камер наблюдения. Потом — сложные схемы банковских переводов.

— Это ничего не доказывает, — покачал головой Мелецкий. Правый усмехнулся, спросил:

— Чего мы вообще с ним разговариваем? Порешить и все. Я из-за него столько времени как старпер с капельницей проходил.

— Я пытаюсь понять, зачем, — терпеливо пояснил средний. — Мы не трогали тебя. Хотя, наверняка, если копнуть поглубже, то стоило бы. Твоих коллег… ну очень косвенно. Партнеров твоих партнеров. Вряд ли ты сильно хотел за них мстить. Так с чего вдруг такая значимая фигура, как Мелецкий, нанял облаву на Чертей?

— Я не нанимал никого, — повторил Мелецкий. — Не знаю, кто, но вам соврали.

Он говорил спокойно, голос дрожал едва заметно.

— Просто пристрелить, — подала голос девушка. Он звучал задумчиво, отрешенно, как бы безразлично. — Чего тянем, Первый?

Главарь на провокацию не поддался, только плечом дернул раздраженно. Мутило от этого подвала, и было страшно так, как не было уже давно. Раньше не случалось такого, чтобы один и беззащитный. И по машине стреляли, было дело. И вместо честной сделки получал пулю, благо в бронежилете был. Чего только ни происходило. Но подвал, скованные руки и трое на одного… Мелецкий в такой ситуации был обычно с той стороны.

Нервы сдали сначала у девушки — резко поднявшись, она впилась в Мелецкого злым взглядом, прорычала:

— Твои люди. Та шваль, что ты нанял и приказал не церемониться с нами!..

— Они изнасиловали Третью, отрезали сиськи, вспороли живот, — безразлично перечислил тот, что сидел на корточках. Девушка сняла пистолет с предохранителя и вдруг показалось самой опасной — ей было, за что мстить, и она была вооружена огнестрельным. Мелецкий понял, что выбор у него сейчас только умирать от того, что его пристрелят, или от того, что будут долго бить… Внутри что-то дрогнуло. Да, он заговорил, но и сказанное тоже могло стать путем к спасению.

— Я мстил за дочь, — выпалил он и глянул в глаза девушки с вызовом, поверх пистолетного дула. Та заколебалась.

— Ну, раз мы ее убили, значит, было за что, — снова безразлично отозвался крайний. Центральный же, было видно, тоже заколебался. Мелецкого злобой прошибло так, что даже страх отступил. Он дернулся, почувствовал, как цепь впилась в запястья. Чертей это не напугало, даже не отступили, хотя ему казалось, что сейчас он был страшен. Зашипел