Bella Германия - Даниэль Шпек

– Не ради меня. Сделай это ради самой себя.

– Мне это не нужно, – улыбнулась я.

– Тогда ради Джульетты. Будь она жива, не желала бы ничего другого.

Мне редко приходилось встречать людей настолько целеустремленных. Примириться с Винченцо – вот все, что ему было нужно. Казалось, за саму жизнь он цеплялся меньше, чем за эту идею.

– У меня почти не осталось времени. – Винсент попытался улыбнуться.

– Все хорошо, папа, – вмешалась Клара. – Мы уже уходим.

Она умоляюще посмотрела на меня, а потом на письмо на ночном столике.

Даже не знаю, что меня заставило. Возможно, напористость Клары или сочувствие к Винсенту. Или меня вела незримо присутствующая среди нас Джульетта? А может, моя гордость, растоптанная так называемым отцом? Мне вдруг остро захотелось его увидеть, встать перед ним и объявить прямо в лицо: «Вот я. Знаю, что ты того не хочешь, но я существую».

– Я приведу его к тебе, обещаю, – сказала я Винсенту и взяла письмо с ночного столика. – Но и ты пообещай, что дождешься нас.

Винсент кивнул. Я никогда не забуду его благодарную улыбку.

Розария открыла мне в переднике, обтягивающем пышное тело, и с прижатым к уху мобильником. Увидев меня, она просияла от радости и тотчас дала отбой.

– Джулия! Заходи. Джованни в магазине. Есть хочешь?

– Мне нужен адрес, – сказала я вместо ответа.

Розария немножко подумала и предложила:

– Дождись Джованни. Может, он поедет с тобой.

Я покачала головой:

– У меня нет времени ждать.

Вечером я отправилась на Центральный вокзал с небольшой дорожной сумкой и письмом Винсента в кармане. Ночной поезд до Неаполя, одиннадцатый путь, – та самая платформа, на которой Джованни раздавал землякам салями. Сейчас здесь проходу не было от немецких туристов с рюкзаками и молодых итальянцев, ничего не подозревающих о бункере под их ногами, через который когда-то прошли миллионы гастарбайтеров.

Перед открытыми дверями поезда обнимались мужчина и женщина. Я представила себе Джульетту посреди этой толчеи. Вот она стоит в сшитом собственными руками платье и держит за руку тринадцатилетнего мальчика, который однажды станет моим отцом. Возможно, и сейчас Джульетта заглядывала мне через плечо. Во всяком случае, я чувствовала ее взгляд. Похоже, я даже заставила ее улыбнуться.

Не успела я войти в вагон, как за спиной послышался характерный треск. Я оглянулась: по перрону неслась «веспа». Марко. Сзади сидел Джованни с двумя пакетами в руке. Марко притормозил и с виноватой улыбкой пожал плечами: мол, против Джованни у него не было ни малейшего шанса.

Джованни спрыгнул – на удивление проворно, с учетом возраста и комплекции.

– О-о-о… – протянул он, но, опомнившись, спросил быстро: – Куда собралась?

– В Тимбукту, – буркнула я.

– Какое совпадение, мне туда же. Дела зовут. Ciao, Марко…

Джованни решительно шагнул в вагон и подал мне руку:

– Синьорита Маркони?

У Джованни не было билета, зато в избытке имелось провизии в дорогу. Он ввалился в купе, бухнул пакеты на сиденье и указал мне на противоположное. После чего достал салями, столовый нож и принялся кромсать колбасу.

– Черт, я даже поужинать толком не успел. – Он протянул мне кусок салями: – Ешь, это из знаменитой черной свиньи Неброди[76].

Сопротивляться было бессмысленно. Еще до того, как поезд тронулся, Джованни разложил свои деликатесы на столике, точно на витрине.

Купе тут же пропиталось запахами колбасы, овечьего сыра и маринованных оливок. А Джованни выглядел так, будто находится дома, словно любой поезд, отходящий от одиннадцатого пути, для него родной.

За окном ухмылялся Марко, пока проводник не прогнал его с перрона вместе с его «веспой».

Поезд тронулся в ночь.

– Похоже, я сошла с ума.

Я посмотрела на часы. Отступать было поздно, разве что сойти на ближайшей станции. Через восемь минут я должна показывать Робину эскизы для завтрашней встречи с итальянцами.

Джованни открыл бутылку красного вина и понюхал пробку.

– Почему это ты сошла с ума?

– Потому что сейчас я должна спасать свою фирму.

– Иногда безумные поступки самые правильные.

Джованни налил вина в мой стакан. Разумеется, в стеклянный, никаких бумажных стаканчиков.

– Красное с Салины. «Неро д’Авола» и «Нерелло Маскальезе», в дорогу лучшее… Так что там с фирмой?

– Речь об инвесторе.

Он наклонился ко мне через столик:

– Я видел тебя в интернете, Марко показывал. Мадонна, что у тебя за жизнь… Лондон, Париж, Милан, Нью-Йорк… И собственная фирма! Вот бы Джульетте хотя бы половину твоего счастья…

– Джованни, все мое счастье висит на волоске. У нас нет денег. Мы либо продаемся концерну из Пармы, либо вылетаем в трубу.

Он посмотрел на меня с недоумением.

– Это как если бы твой магазин деликатесов купил «Макдоналдс», – пояснила я. – «Не стоит волноваться, все остается по-старому. Можете делать что хотите…» Но давай-ка подсчитаем. Что, если вместо твоей пармской ветчины добавить в панино готового фарша? Так оно будет быстрей и гораздо прибыльнее.

– Преступники! – Джованни понял меня сразу. – Международная мафия, они уничтожают мелких производителей. Скоро ничего не останется, кроме их сетей. Наши дети… что они едят… они не знают, что такое настоящий шоколад… настоящий, не этот фабричный. Я еще помню, как старики делали капонату, а вот дети… А политики? Все они жулики. Нам нужна революция.

Дитя фастфуда, я в жизни не пробовала ни капонаты, ни настоящего шоколада. Но то, о чем говорил Джованни, с легкостью распространялось и на мир моды. Исчезновение мелких предприятий, гибель ремесленничества, глобализация, диктат массового вкуса…

– Что думаешь делать? – спросил он.

– Пока не знаю.

– Иногда нужно просто выждать, решение придет само собой.

Знать бы еще какое…

– Винсент не обещал тебе денег?

– Нет.

– Сколько тебе нужно? Я дам.

Великодушным жестом Джованни отмел все недоразумения и недомолвки. Я не очень-то поверила ему, хотя была тронута.

– Спасибо, Джованни, но нет. Это очень большие деньги.