Мадам «Нет» - Екатерина Максимова

И сейчас я могу сказать, что ни одной минуты, никогда в жизни не жалела, что осталась в России. Хотя и трудно бывало, и очень трудно… Я совершенно не осуждала тех, кто уехал: у каждого своя дорога, свой выбор. Но мои заботы, печали и радости, мое счастье и судьба – только здесь, это моя жизнь, и менять ее не надо…

Если вспомнить все гастроли за рубежом – только перечень стран, где я побывала, займет, наверное, целую страницу. Да, я живу и всегда хотела бы жить только в России, но у меня везде есть друзья, по всему миру, и я уверена, что человеческие привязанности должны быть независимы от границ.

Первый раз я попала за границу в 1959 году, когда Большой театр проводил масштабные гастроли в США: с оркестром, с обширным репертуаром, со всеми нашими звездами во главе с Галиной Улановой. Что меня больше всего там поразило? Да все! Мы сидели у себя в Москве и даже не представляли, как на самом деле люди в других странах живут! И вот в первый раз оказались в западном мире. За два-три месяца объездили все Соединенные Штаты, увидели огромные небоскребы, потрясающую воображение незнакомую технику, длиннющие «кадиллаки» (что мы дома-то видели: «Победу», «ЗИСы», «ЗИЛы» в лучшем случае) – нас все изумляло! А что мы до этого слышали, что вообще знали об Америке? Только то, что в школе проходили: «злые янки негров угнетают», «Хижина дяди Тома» и тому подобное. И чуть ли не в первый же день увидели такую сценку около нашей гостиницы: подъехал шикарный белоснежный лимузин, из которого вышел холеный негр, а дверцу ему придерживал личный шофер – белый человек. Конечно, все наши прежние представления просто перевернулись!

Как нас готовили к этой поездке: будьте осторожны, будьте бдительны, возможны провокации и даже бойкот советского искусства! Конечно, с нами ездили сопровождающие лица из соответствующей организации; артистов разбивали на «пятерки», в которые назначали старшего, и мы должны были этой «пятеркой» ходить и на спектакль, и на репетицию – везде. Но никаких провокаций не произошло, наши выступления имели просто грандиозный успех, стали настоящим триумфом русского балета! Все газеты отдавали рецензиям на гастроли Большого первые полосы, и американским театральным обозревателям буквально не хватало хвалебных эпитетов, чтобы выразить свой восторг. В американской прессе меня тогда прозвали «чудесным маленьким эльфом» и «беби Большого театра», а потом еще лет двадцать пять уже наши критики и журналисты обязательно упоминали об этом в каждой статье и интервью со мной.

В Америке мы неожиданно для себя встретили вполне доброжелательных, открытых людей, которые искренне переживали на наших спектаклях и горячо благодарили после выступлений; у нас завязалась масса знакомств, дружеских связей. За кулисами появились русские эмигранты: они подходили к нам, поздравляли, расспрашивали о Москве, о России. Ну какое у большинства из нас, недавних советских школьников, могло быть представление об эмигрантах? «Белогвардейцы, предатели Родины, мечтающие только о том, чтобы советским людям какую-нибудь гадость сделать». Оказалось – милейшие люди, со многими мы потом долго дружили. Конечно, все это сильно на нас подействовало! Из Америки мы вернулись, переполненные восторженными впечатлениями.

Необходимо сказать, что все наши американские поездки, начиная с самой первой, организовывал импресарио Сол Юрок – грандиозная личность, его по праву можно назвать вторым после Сергея Дягилева. Таких нет больше! Есть импресарио, которые просто торгуют гастролями, потому что это приносит прибыль, они делают на театре деньги, и, если завтра окажется, что мыло продавать выгоднее, такой импресарио пойдет продавать мыло. А Юрок – тонкий знаток искусства, он любил артистов, любил театр. Естественно, он тоже зарабатывал деньги организацией гастролей, но его отношение к своему делу было совершенно другим, вся атмосфера вокруг него была иной! Юрок понимал, что такое творческие люди, и никогда не строил отношения по принципу: «Вот тебе гостиница, вот кусок хлеба, а я пошел!» Он по-настоящему жил заботами театрального мира, «варился» во всем: отбирал репертуар, смотрел спектакли, знакомился с артистами. Юрок приглашал нас к себе в гости и очень хорошо принимал. А каждое воскресенье заказывал банкет на всю труппу в шикарном ресторане. Вполне хватило бы пригласить пятерых солистов. Так нет – Сол Юрок угощал всех! Да еще объявил, что будет оплачивать артистам походы в кино и проезд на такси. Ну и очень скоро, конечно, вся труппа не вылезала из кинотеатров и ездила только на такси! Юроку приносили счета, и он все оплачивал без звука! Тут, правда, существовала одна тонкость. Приехали мы в очередной раз в Америку – и ничего! Не то что такси-кино – ни одного банкета! В конце концов пригласил Юрок лишь трех-четырех человек, да не в ресторан, а по-скромному – к себе домой. Оказывается, там как-то изменилась система налогов, и ему теперь стало невыгодно делать большие приемы! Раньше получалось выгоднее заплатить за ресторан и такси, чем платить налоги, а теперь – наоборот. И все изменилось! Правда, отношение Сола Юрока к нам осталась самое хорошее, но, как говорят американцы, «в этом нет ничего личного»: бизнес есть бизнес.

Сын Юрока работал у него в конторе и после смерти отца что-то пытался делать самостоятельно, но у него не очень получалось. Тут ведь необходимо особое чутье на то, что именно сейчас интересует и привлекает публику: ведь это же Сол Юрок приглашал Федора Шаляпина, Анну Павлову, он первый пригласил за рубеж Ансамбль Игоря Моисеева. Как он почувствовал, что эти народные пляски вообще кому-то могут понравиться?! В мире-то и не знали, что существует такой ансамбль – Юрок открыл Моисеева Америке! И он же открыл для американцев Большой театр…

Во время второй гастрольной поездки за границу в том же 1959 году я познакомилась с Китаем. Надо сказать, что я вообще не поклонница Востока; плохо его знаю, и меня туда никогда особенно не тянуло. И Китай меня не то что разочаровал, но… Кроме потрясающей древнекитайской архитектуры не менее потрясало полное убожество современного Пекина. Тогда в городе насчитывались практически одна нормальная улица и одна площадь. Все остальное – какие-то закоулочки, закуточки, лачужки, одноэтажные, без канализации – грязь, нищета чудовищная! Вонь жуткая! Огромное количество народу – что-то строят, копают, тащат, как муравьи. Но принимали нас просто сказочно! Театр приехал на празднование 10-летия Китайской Республики, когда устраивались необыкновенно пышные торжества. Нас всюду возили – еще и в Шанхай, и в Кантон, улыбались все время, кормили просто на убой. Тем, кто нас обслуживал (не знаю, кто были эти люди, – они все тогда ходили в одинаковой обязательной форме), не разрешали с нами общаться. Мы видели их страшную бедность, видели, что они ели – по одной пиалочке риса в день. Ну начальники, естественно, не голодали, на приемах рядом с нами сидели. А нам накрывали какие-то немыслимые столы с потрясающей сервировкой, деликатесами, экзотикой всякой. Мы так хотели этим бедным китаянкам хоть что-то дать, чем-то угостить; девочки наши пытались им какие-то кофточки подарить, маечки. Ни за что! Щепотку риса взять нельзя у иностранца, не то что подарок! Коммунистическая дисциплина! В залах на спектаклях публика тоже дисциплинированная: где положено – похлопали, и все, сидят молчат. Велят – опять похлопают. Понять, что им понравилось, да и понравилось ли вообще, казалось, невозможно. Во всяком случае, в «братском» Китае мы не ощутили того искреннего восхищения нашим искусством, которое встретили в буржуазной Америке.